Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов. Убийство в библиотеке (4)
Грозный вздохнул и снисходительно растолковал:
- Сразу чувствуется, что ты не руководил государством! Разве народу нужно говорить правду? Народ может ее неверно понять!
- У вас вредная точка зрения! - бросился в схватку Ячменев. - Чисто царская!
- Ты должен понять государя, Ячменев! - поддержала коллегу Екатерина. - Твой Зубарев писал то одно, то прямо противоположное. Где его принципиальность историка?
- В этом я не могу с вами не согласиться, ваше величество! - вздохнул Ячменев. - Но нельзя же за это убивать!
- Надо! - кротко возразил Иван Четвертый. - Поверь моему богатому опыту. Ничто так не сплачивает вокруг тебя, как убийства! Уцелевшие очень тебя любят!
Ячменев захлебнулся от ярости:
- Вы… Вы… Вы бандит, ваше царское величество!
Екатерина и Онегин обмерли. Они знали, что Грозный не прощал оскорблений.
Но царь тепло улыбнулся смельчаку и сказал сочувственно:
- Испортили тебя, Ячменев. Посмел бы ты так разговаривать со мной раньше. Пораспускались вы… Авторитетов не признаете… Мнения собственные заимели…
- Положим, Зубарев собственных мнений не имел! - Ячменев не заметил, что говорит словами Антона.
- Имел! - хитро прищурился самодержец. - В глубине души он меня любил. Ему нравились мои методы. Он был сторонником крепкой руки. Он был искренен, когда меня восхвалял. А сейчас он меня предал… А предателей я не терплю! Как я вчера вспомнил про все это - горько мне стало. И я погорячился. - Он взглянул на Ячменева, как на обреченного, - и сейчас я тоже погорячусь!
Самодержец неторопливо шагнул к картине и вынул из нее посох, которым он 388 лет назад убил сына Ивана, а вчера прикончил академика.
- Государь, не надо кровопролития! - вскричал Онегин. Накануне он тоже был против убийства, но не сумел обуздать гнев властителя.
- Молись, Ячменев! - приказала Екатерина, в которой взыграло классовое императорское чувство.
Но в Ячменеве тоже взыграло классовое чувство.
- Георгий Борисович, спасайтесь! - закричал Онегин. Царь уже надвигался на Ячменева с посохом наперевес. Стрелять в призрак было безнадежным занятием.
- Я буду не первой жертвой царизма! - гордо произнес Ячменев.
- Ну, если тебе от этого легче, - Грозный замахнулся и ударил следователя посохом по голове…
Ячменев очнулся на полу. На лбу надулась шишка. Он потрогал ее рукой.
По законам жанра в библиотеке не должно было никого быть, и Ячменеву следовало решить, что ему все это померещилось.
Но вопреки правилам, над ним склонился призрак и заботливо поливал ему голову водой из графина.
- Значит, это правда! - прошептал Ячменев,
- Я так рад, что вы живы! - Онегин помог ему встать. - Как вы себя чувствуете?
- Где цари? - спросил следователь.
- Они сделали свое дело и ушли!
Георгий Борисович бросил взгляд на картины и увидел, что цари как ни в чем не бывало вернулись в произведения искусства.
- Они же не подписали протокол, - расстроился Ячменев. - Теперь мне никто не поверит. Может быть, вы подпишете?
- Для вас с удовольствием! - Онегин взял у Георгия Борисовича шариковую ручку и вывел на протоколе затейливый росчерк. - Но, боюсь, мол подпись вам не поможет. Она ведь никому не ведома.
- Пожалуй, это так… - грустно улыбнулся Ячменев. - Но я сохраню ее для себя как уникальный автограф. Возможно, это банальность, но из всех поэтов я больше всех люблю Пушкина.
- Я тоже, - сказал Евгений.
Ячменев проводил Онегина до акварели, и они сердечно распрощались.
Георгий Борисович почувствовал себя одиноко, как на вокзальной платформе после ухода поезда с близким человеком. Следователь зажег свет и печально огляделся.
Мирно висели на стенах прижизненный портрет Екатерины, гравюры Санкт-Петербурга, акварель Кузьмина из иллюстраций к «Евгению Онегину» и копия с картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван».
Где- то гулко пробили часы.
Ячменев взял со стола протокол с бесценным автографом и бережно спрятал в карман. Затем он достал ключ, отпер им дверь, вышел в коридор и спустился по лестнице в вестибюль.
В вестибюле висело зеркало. Ячменев поглядел в него и увидел, что стал совершенно седым и лысым…
Через полчаса Георгий Борисович собрал сотрудников академии в библиотеке. Пришли Кузнецов, Ростовский, Алла, Антон, вдова, комендант Надежда Дмитриевна и множество других штатных единиц.
Когда улегся шум, вызванный переменой во внешности следователя, Ячменев поглядел на живопись, украшающую стены библиотеки, и бесстрастно сказал:
- Сергея Ивановича Зубарева убил Иван Грозный! Он действовал в заговоре с Екатериной Второй. Онегин был против убийства, но не смог ему помешать!
Сотрудники молчали. Они не понимали - шутит следователь или сошел с ума.
- Советую вам, - строго продолжал Ячменев, - в своей научной деятельности будьте аккуратны с историей и литературой! Иначе вас может постигнуть участь Зубарева! Пожалуйста, помните, - ваша академия отвечает за культурное воспитание детей.
- Георгий Борисович, - сочувственно сказал Антон, - за это отвечает не только академия, но и Министерство школьной промышленности, и бесчисленные Школоно, и «Школьная газета», и сами школы. Когда отвечают все, не отвечает никто!
Ячменев вздохнул и повернулся к вдове:
- Возьмите ваш утюг. А кефир и колбасу я вам верну завтра.
Затем Георгий Борисович обратился к Ростовскому:
- Кирилл Петрович, вот ваш билет в город Куйбышев. Вы еще успеете на поезд. А вам, Надежда Дмитриевна, - теперь Ячменев смотрел на комендантшу, - Екатерина Вторая просила передать царское расположение…
- Большое спасибо, что вы обо мне не забыли, - поклонилась Надежда Дмитриевна.
- Наш коллектив искренне вам признателен! - осторожно сказал следователю Юрий Константинович. - Вы проделали замечательную работу. То, что мы услышали, превзошло все наши ожидания!
- Вы так ничего и не поняли… Я еще раз вам повторяю: когда историческим или литературным героям становится невмоготу, они выходят за рамки и… - тут Ячменев махнул рукой и покинул библиотеку.
Он ушел, не понятый людьми, которым не было дано переступить грань. Вскоре он уже брел по темному переулку, удаляясь все дальше и дальше от дома № 18, о котором он не забудет до конца своих дней. Про то, что случилось с ним в этом доме, он не станет рассказывать, потому что никто ему не поверит.
Ячменев возвращался в знакомый и добрый мир. Он думал о том, что жена и дочь, конечно, на него обиделись. О том, что у него в семье станет теперь жить чужой человек…
Закрапал холодный, тоскливый дождь.
- Не зря у Ивана Грозного ломило кости, - вспомнил Ячменев, поднимая воротник пальто, - эти старики здорово умеют предсказывать погоду…
P. S. Спустя полтора месяца телефонный звонок разбудил следователя Ячменева в четыре часа ночи.
- Это говорит привидение! - сказал незнакомый мужской голос. - Я только что убил кинорежиссера, который ставил картину на историческую тему.