ЦЕРКОВЬ-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА

Установление папства в шестом веке н.э. повлекло за собой сильную централизацию западной церкви. Последние еретические секты были раздавлены. Последние остатки варваров в западной части бывшей империи были обращены. Церковь могла теперь вздохнуть свободней и присмотреться к тому, что происходит в ее владениях. И тогда она заново открыла евреев, на которых в течение предыдущих шести веков практически не обращала внимания.

Как это произошло? Ответ напрашивается сам собой. До их признания Константином христиане были заняты спасением собственных душ и тел от римских преследований. В течение трехсот лет после смерти Константина они были слишком заняты истреблением собственных ересей и обращением безбожных варваров, чтобы заниматься евреями, которые между тем занимались своими собственными делами. И вот теперь вторичное «открытие евреев» поставило христиан перед кардинальной проблемой. Евреи оказались единственным еще непереваренным куском нехристианства в сплошном христианском море, их окружавшем. Как с ними поступить? Крестить, и – если придется – насильственно, как это было сделано с варварами? Или истребить, как были истреблены те варвары, которые отказались креститься?29

Или вообще оставить в покое? Но тогда они могут стать опасными. Все эти вопросы и их разрешение предопределили судьбу евреев в средние века.

Хотя в первые шесть столетий христиане относились к евреям довольно безразлично, многие еврейские историки пытаются создать впечатление, будто евреи в это время подвергались непрерывным преследованиям. В качестве доказательства они приводят то один, то другой дискриминационный закон, показывающий, что евреев не допускали к той или иной службе или лишали тех или иных прав. В своем выискивании несправедливости эти историки начисто забывают о том, что средневековые евреи жили на таком континенте и в такие времена, где и когда несправедливость и притеснение были нормой для всех и каждого. Шестьсот лет – это огромный промежуток времени, и отдельные несправедливости, творимые то тут, то там, еще не образуют официальной, общепринятой и последовательной программы преследований и дискриминаций.

В 212 году император Каракалла даровал евреям империи не только равенство, но и гражданство. Император Константин, признав христианскую церковь, лишил евреев некоторых из этих прав, но оставил за ними звание граждан. Затем причудливый зигзаг истории едва не лишил христиан всех завоеванных ими преимуществ и чуть было не вернул евреям Иерусалим, Храм и Синедрион. Когда в 361 году на трон взошел император Юлиан (которого христиане по вполне понятным причинам называют «отступником»), он объявил христианство вне закона, запретил исповедывать эту религию, восстановил в оставшейся части империи язычество, вернул евреям все их привилегии и обещал им помочь отстроить Иерусалим и Храм. Юлиан был близок к тому, чтобы обратиться в иудаизм. Два года спустя он умер. С ним вместе умерли все страхи христиан и все надежды евреев.

Окончательный разрыв между евреями и христианами произошел при жизни поколения, выросшего уже после разрушения Храма. Хотя Павел открыл иудео-христианскую секту для язычников, христиане диаспоры еще долго стекались в еврейские синагоги в поисках защиты от римлян. В этих синагогах они продолжали свои миссионерские усилия, пытаясь обратить евреев в христианство. Видя, что их гостеприимство используется во вред, евреи ввели в литургию особую молитву, направленную против еретиков. Поскольку христиане не могли вторить этой молитве, практика использования синагог как убежищ постепенно отмерла. Во время третьего еврейского восстания христиане, которые не могли признать Бар-Кохбу своим мессией, объявили, что их царство не от мира сего. Тем самым они полностью обособились от иудаизма и всего еврейского. Процесс взаимного отчуждения завершился. Иудаизм и христианство стали полностью чуждыми друг другу.

Окончательно обособившись от евреев, христиане оказались в трудном положении. Им необходимо было дискредитировать Ветхий завет, который еще почитали греки и римляне. В то же время они нуждались в нем, поскольку он объяснял их Новый завет. Он позволял опровергнуть многочисленные попытки отождествить их Иисуса с такими языческими богами, как Аттис, Осирис и Адонис, каждый из которых, подобно Иисусу, был центральной фигурой того или иного культа умершего и воскресшего бога. Церковь блестяще справилась с этим затруднением, вычитав в Ветхом завете необходимые ей пророчества о грядущем приходе Христа. Как пишет еврейский исследователь Яаков Бернард Агус («Эволюция еврейского мышления», стр. 144): «На этом основании они (христиане) провозгласили себя и всех членов своих конгрегации истинными „наследниками обетования“, относя все похвальные слова и благословения Библии к себе, а все ее проклятия и обвинения – к евреям. Эта чудовищная травестия была дополнена официальной христианской версией еврейской истории, согласно которой евреи были не последователями Моисея, Аарона, Давида, Самуила, Иеремии и Исайи, а потомками Датана и Авирама, Ахава и Менаше... Гневные слова пророков были истолкованы христианскими ревнителями как неопровержимое свидетельство против еврейского народа. В результате деятельности узколобых фанатиков обеих религий между ними была воздвигнута стена взаимного непонимания и взаимной ненависти. Свет одной веры стал невидим для тех, чей взор с детства был ослеплен светом другой. Во мраке средневековой ночи одни лишь мыслители еще отдавали себе отчет в единстве иудео-христианской традиции, которая скрывалась под различием верований и ритуалов».

А христианский исследователь Джеймс Паркер сказал о том же: «Ни один народ не заплатил столь высокую цену за величие своих религиозных вождей».

Суммируя события трех столетий—с 300 по 600 г. н.э., – можно отметить четыре группы законов, содержавших дискриминационные ограничения по отношению к евреям: законы Константина Великого (315 г.); законы Констанция (399 г.), запрещавшие смешанные браки между еврейскими мужчинами и христианскими женщинами; законы Феодосия II (439 г.), запрещавшие евреям занимать высокие посты в правительстве, и законы Юстиниана (531 г.), запрещавшие евреям выступать свидетелями против христиан.

На первый взгляд эти законы действительно кажутся дискриминационными, оскорбительными и унизительными. Но если мы хотим получить правильное представление о жизни евреев в начале средних веков, мы обязаны прежде всего правильно оценить направленность этих законов. Иначе мы не сумеем уловить всю глубину различия между ними и законами, принятыми спустя несколько столетий. Нельзя подходить к этим законам с меркой XX века. Их следует оценивать на фоне общих особенностей средневекового мышления. Эти законы были направлены не против одних лишь евреев. Согласно указаниям законодателей, они распространялись в разной мере на евреев, самаритян, манихейцев, еретиков и язычников. Эти законы преследовали две цели: защитить зарождающуюся религию от опасной конкуренции со стороны других религий и обеспечить высокие посты для своих единоверцев. Когда историки пытаются представить евреев чуть ли не единственными жертвами этих несправедливых постановлений, они рисуют заведомо искаженную картину.

По своему духу эти законы ничем не отличались от законов сегодняшней Америки. Однако последние никто не подвергает сомнению – и лишь потому, что они исходят из национального, а не религиозного разделения. Сегодня в США гражданство является необходимым условием для того, чтобы занять любой официальный пост. Точно так же в средние века религиозное государство выдвигало в качестве такого условия религиозную принадлежность. Молодая Америка защищала свою зарождающуюся промышленность от конкуренции европейцев посредством протекционистских таможенных барьеров. Точно так же ранняя церковь защищала себя от конкуренции со стороны восточных религий, воздвигая на их пути стену протекционистского законодательства. Даже в наше время ни один протестант не может занимать официальный пост в католической Испании, католик не может быть президентом протестантской Финляндии.

Хотя евреи добровольно отказались от прозелитской деятельности еще во втором столетии, иудаизм все еще привлекал к себе многих язычников и даже христиан. Чтобы приостановить обращение в иудаизм, церковь провозгласила, что всякий отступник подлежит смертной казни. Множество рабов переходили в иудаизм, соблазненные мягкосердечными правилами евреев, которые, следуя Моисееву закону, освобождали своих рабов каждый седьмой год. Поэтому церковь приняла закон, запрещавший евреям иметь рабов. Выйти замуж за еврея считалось среди христианок большой удачей, потому что еврейские мужья имели репутацию хороших добытчиков и стремились дать своим детям образование. Поэтому законы Констанция специально оговаривали недопустимость подобных браков. В то же время браки между еврейскими женщинами и христианскими мужчинами этими законами запрещены не были. Оно и понятно, ибо такие браки означали появление новых приверженцев в рядах христианства. Самих евреев эти дискриминационные меры, направленные против смешанных браков, не особенно беспокоили. В действительности они им были даже рады, поскольку сами дивно выступали против подобных браков.

Новообращенные вандалы, визиготы, галлы, остроготы и гунны, недавние кочевники и неграмотные пастухи, конечно, не могли тягаться с образованными, просвещенными евреями, освоившими греческую науку, литературу и философию. По закону естественной конкуренции просвещенные евреи, разумеется, оказывались, в конце концов, на самых высоких мостах, какие только были в данной стране. Императоры пытались остановить этот естественный процесс искусственными ограничительными мерами. На деле, однако, эти законы применялись скорее как исключение, чем как правило. Точно так же, как Дизраэли был английским премьер-министром в те времена, когда английский закон запрещал евреям быть членами Палаты общин, так евреи в средневековой христианской Европе продолжали сплошь и рядом занимать самые высокие посты в юстиции и магистратах, образовании и торговле, в ремесле и сельском хозяйстве.
[1] [2] [3] [4]