Глава 7. КТО ПРЕДАЛ ЗОЮ КОСМОДЕМЬЯНСКУЮ (1)

[1] [2] [3] [4]

Глава 7

КТО ПРЕДАЛ ЗОЮ КОСМОДЕМЬЯНСКУЮ

…А наутро донесла разведка, что в селе Петрищево стоят, отдыхают вражеские танки. И сказала Зоя: «Я пойду, я еще не очень-то устала, я еще успею отдохнуть…

Зима в том году наступила ранняя. Уже выпал снег. Он шершаво хрустел под ногами, и от этого хруста, от покрытых снежными подушками – точь-в-точь рождественская открытка – деревьев отдавало чем-то детским, щемяще родным и потому до боли знакомым. Словно и нет никакой войны вовсе, и дома ждут их теплые постели с чисто накрахмаленными наволочками и простынями, такими же хрустящими, как этот снег…

Их было шестеро. Вернее, их осталось шестеро, потому что четырех своих товарищей потеряли они, напоровшись на немецкую засаду, еще трое суток назад, едва только перейдя линию фронта.

Они шли долго. Кружили по лесам, обходя ставшие в одночасье вражескими деревни. Спали по очереди… И чем ближе подходили они к пункту своего назначения, тем мрачнее и неразговорчивее становились эти люди. А потом и вовсе случилось страшное…

До деревни Петрищево оставалось всего-ничего, каких-то полкилометра. Полоска огоньков виднелась уже из леса, когда боец Кирюхин, самый старый из группы, тертый , неожиданно плюхнулся в снег:

– Все, командир. Больше не могу.

На какое-то мгновение Крайнов, командир диверсионной группы, даже оцепенел. Он потряс Кирюхина за плечи:

– Ты что, очумел?

– Не могу… Что хошь делай, не могу. Заболел я… Ноги не ходят.

Он отвернулся, поднял глаза куда-то наверх, словно мог разглядеть что-то в стремительно надвигающейся вечерней темноте.

Крайнов был командир неопытный, из молодых. До войны ком-сомолил в Ярославле. Никогда раньше с таким махровым, отъявленным дезертирством сталкиваться ему не приходилось, и от ощущения собственного бессилия Крайнов почувствовал, как приходит в бешенство:

– Да я… Под трибунал пойдешь! – рука Крайнова зацарапала по кобуре.

– Воля твоя, – в голосе Кирюхина не было страха; одна лишь глухая, упрямая усталость. – Только сил у меня нет.

Над поляной нависла угрожающая тишина.

– Так, – многозначительно выдавил Крайнов. – Может, еще кто-то не в силах идти? Может, есть еще больные?

Командир был почти уверен, что никто примеру Кирюхина не поддастся, но, видно, плохо знал он своих бойцов. Еще двое – Поваров и Щербаков отвернули головы.

«Что делать? – лихорадочно размышлял Крайнов. – Тащить их силком? Толку немного. И задания не выполнят, и всю группу под монастырь подведут. Эх, дайте только вернуться обратно, за все тогда ответите…»

– Ладно, – его голос гулким эхом разнесся по лесу, – оставайтесь. После разберемся… Значит, так. В деревню заходим с разных сторон. Как только израсходуете боезапас, не мешкая, возвращайтесь назад. Встречаемся вон там, – он указал на соседнюю опушку. – Расходимся прямо здесь. Все понятно?

– Понятно, – двое из пятерых кивнули. Только двое. Парень и девушка. Оба – добровольцы, обоим по восемнадцать…

– Тогда вперед, – Крайнов резко поднялся на ноги и, не оглядываясь, зашагал к деревне…

Со своим участком он разделался на удивление быстро. Ни немцы, ни колхозники не успели еще даже очухаться, как швырнул Крайнов в крайние избы бутылки с зажигательной смесью и метнулся в лес.

Он ждал своих бойцов до последнего. Уже наступило утро, но Крайнов все не уходил с условленного места, все надеялся, что вернется хотя бы кто-то. Через десять часов он понял, что ждать дальше бессмысленно и зашагал к линии фронта. На календаре было 26 ноября 1941 года…

Крайнову и в голову не могло прийти, что очень скоро невзрачная подмосковная деревушка, которую он только что поджег, станет известна всей стране…

Из приказа по Кавалерийской бригаде СС № 24 от 12 декабря 1941 г.:

«По словам пленных, надо рассчитывать на систематические покушения врага уничтожать путем поджогов населенные пункты и жилища войск позади фронта. У партизан создаются специальные поджигательные команды. Необходимо принять меры предосторожности для предупреждения и тушения пожаров.

Гауптштурмфюрер СС Рихтер».

Эту девочку с кротким, почти иконописным лицом знал в Советской стране каждый. Ее именем называли улицы и корабли, в ее честь возводили памятники, писали стихи и картины. Чем же прославилась она, московская комсомолка Зоя Космодемьянская?

Зоя была партизанкой. В восемнадцать лет ушла добровольцем на фронт. Ее поймали фашисты. Пытали. Потом повесили.

«Нас двести миллионов, – сказала им Зоя, когда на шею ей накинули петлю, – всех не перевешаете».

Но так уж издревле повелось на Руси: нет для нас занятия увлекательнее, чем сбрасывать в воду вчерашних идолов.

Почти полвека все, что было связано с войной, обожествлялось, канонизировалось, возводилось в ранг неприкасаемых святынь. А потом словно фановую трубу прорвало. Оказалось, что Матросов1 просто-напросто поскользнулся перед амбразурой дзота. Николай Гастелло всего лишь не справился с самолетом.

А Зоя… За последние десять лет о Космодемьянской было написано много. Из отважной партизанки-разведчицы превратилась она в бессердечную умалишенную диверсантку, пойманную самими же колхозниками, когда поджигала избы мирных селян.

В начале 1990-х одна из газет (кажется, «Аргументы и факты») опубликовала письмо врачей-психиатров, которые утверждали: Космодемьянская страдала острой формой шизофрении и лежала перед войной в сумасшедшем доме. (Догадливый читатель сразу же понимал: вот, значит, почему партизанка выдержала нечеловеческие пытки – здоровому человеку такое не под силу.)

Затем появилась версия, что Космодемьянская – и не Космодемьянская вовсе.

Впервые о ее подвиге написал военкор «Правды» Петр Лидов. Было это еще в начале 1942-го – сразу после освобождения Петрищева. Настоящего ее имени он тогда не знал: перед смертью Космодемьянская назвалась Таней.

Вслед за публикацией в Петрищево съехались десятки женщин. Каждая из них претендовала на родство с «Таней». Они дрались прямо у могилы: рвали друг другу волосы, выцарапывали глаза.

Сильнее всех оказалась Любовь Тимофеевна Космодемьянская: ей-то и выпала честь стать матерью героини и заседать потом десятилетиями во всевозможных комитетах защиты мира и труда, и снимать до самой смерти дивиденды со своего материнства.

Стоит ли говорить, что все эти «изыскания» ничего общего с реальностью не имеют, как, впрочем, и все то, что мы знали о Зое раньше.

Истина, как обычно, лежит посередине. Если быть совсем уж точным – она скрыта в Центральном архиве ФСБ. В уголовном деле № 903.

Для начала – цитата из хрестоматийной книги Л. Т. Космодемьянской «Повесть о Зое и Шуре»:

«Группа комсомольцев-партизан перешла через линию фронта. Две недели они жили в лесах на земле, занятой гитлеровцами. Ночью выполняли задание командира, днем спали где-нибудь на снегу, грелись у костра. Еды они взяли на пять дней, но растянули запас на две недели. Зоя делилась с товарищами последним куском хлеба, каждым глотком воды…

…Потом пришла пора им возвращаться. Но Зоя все твердила, что сделано мало. Она попросила у командира разрешения проникнуть в деревню Петрищево.

Она подожгла занятые фашистами избы и конюшню воинской части. Через день она подкралась к другой конюшне, на краю села, там стояло больше двухсот лошадей. Достала из сумки бутылку с бензином, плеснула из нее и уже нагнулась, чтобы чиркнуть спичкой, – и тут ее сзади схватил часовой».

Именно так описывался в советской историографии подвиг Зои Космодемьянской: комсомолка-партизанка, пойманная при поджоге конюшни. В действительности ничего этого не было: ни группы «комсомольцев-партизан», ни конюшен.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.