Эфраим Севела. Зуб мудрости (2)

[1] [2] [3] [4]

А я воспользовалась тем, что мама сняла ладонь с моего рта, и невинно предложила слушателям другую песенку, если эта им не нравится.

– Вот хорошо, деточка! Давай другую! – дружно загалдела вся родня. – А эту гадость выбрось из головы.

Я согласно кивнула, доставив этим им большое облегчение. И запела:

Понапрасну ломал я решеточку, Понапрасну бежал из тюрьмы.

Моя милая, родная женушка У другого лежит на груди.

Мама снова запечатала мой рот намордником. Дедушку Сему, который снова неосторожно зашевелил губами, когда я пела, вытащили из угла и поволокли на кухню. На расправу.

Они не ошиблись, научил меня этим песням дедушка Сема – позор семьи, жулик, вор и спекулянт, расхититель народного добра.

Незадолго до моего дня рождения я заболела свинкой. Так как мои мама с папой работают, а бабушка Сима сидит дома, в большой трехкомнатной квартире, где много воздуха и света, а она, бабушка, к тому еще врач с большим стажем, меня перевезли туда. У меня долго держалась высокая температура. Я капризничала. Плохо ела. Никак не засыпала. И дедушка Сема, который очень добрый, хотя все его ругают, сидел ночами возле моей кроватки, потому что у бабушки Симы не хватало нервов выносить мои капризы.

Чтоб ребенок уснул, ему поют колыбельные песни. Дедушка Сема знал это и тоже пел мне, раскачивая кроватку. Каждый поет, что знает. А что знает дедушка Сема, у которого вся жизнь – ожидание ареста, и отдыхал он только тогда, когда его, наконец, арестовывали, а потом, за большую взятку, отпускали на свободу? На моем дне рождения я попробовала повторить кое-что из его репертуара. И испортила праздник. А дедушку Сему подвела под большую неприятность. Мама пригрозила, что его ноги больше не будет в нашем доме, чтоб избавить ребенка от его тлетворного влияния.

А песни хорошие. Честное ленинское! Куда лучше тех, что мы разучиваем в школе. Там мне продолбили голову песней про пограничников, в которой слова не петь надо, а кричать, как военные команды:

Стой! Кто идет?
Стой! Кто идет?
Никто не проскочит!
Никто не пройдет!
Дедушка Лева, который строил московский метрополитен и поэтому имеет бесплатный пожизненный билет, самый мягкий и вежливый из всех моих дедушек, услышав, как я напеваю это, не выдержал и, покраснев, как будто у него случился инсульт, завопил на всю квартиру:

– Чему вас в школе учат? Такими песнями из вас воспитают тюремных надзирателей и лагерных охранников!

Воровские песни знают еще два человека в нашей семье. Прадедушка Лапидус – старый большевик, который сидел до революции и после, и дедушка Степан, по кличке «Душегуб». Он всю жизнь работал при лагерях. Но не за колючей проволокой, а снаружи. Он охранял и допрашивал заключенных. А как допрашивают в КГБ, лучше всех знал прадедушка Лапидус, которому там выбили все зубы и поломали несколько костей. Они оба знали одни и те же песни.

«Душегубом» дедушку Степана моя родня называет за глаза. Если бы сказать ему в глаза, он бы смертельно обиделся. А зачем обижать старого человека, хоть и бывшего палача, у которого повышенное кровяное давление и пониженная кислотность?

Но однажды в присутствии всей родни прадедушка Лапидус сказал ему это. Не прямо, конечно. А косвенно. И без всякой злости. Так что все поняли, а один лишь дедушка Степан ничего не заподозрил. И даже поддержал прадедушку.

Получилось очень тонко. Абсолютный цирк! Не зря я так обожаю моего старенького прадедушку Лапидуса. Конечно, с таким человеком и самому Ленину было не зазорно поддерживать близкое знакомство.

Оба старика заядлые шахматисты. Мы дома специально для них держим шахматную доску, чтоб им было чем заняться, когда заглянут к нам в гости. И как засядут! Клещами не оторвать! Не поднимутся, пока все не разойдутся по домам. Мама иногда прячет от них доску, чтоб они хоть как-то поддержали общий разговор.

Однажды они так увлеклись игрой в шахматы, что в глубокой задумчивости запели. И не какую-нибудь революционную песню. А

– воровскую. Лагерную. Я бы даже сказала, хулиганскую. Запели дуэтом. Вполголоса. Не для публики. А для себя. Слишком углубились в игру. Пели палач и жертва. Майор КГБ в отставке и бывший узник концлагеря, старый большевик. Запели лагерный фольклор. Да такой, что всем вокруг чуть уши не заложило. Спасло лишь то, что все, за исключением «Душегуба»-Степана, поняли, какой тонкий намек вложил в эту песню прадедушка Лапидус, и как попался на крючок бесхитростный дедушка Степан.

Лапидус держал над доской шахматную фигуру, раздумывая, куда бы ее поставить, и пока думал, затянул тоненьким дребезжащим голоском:

В этом доме не больница – Настоящая тюрьма.

И умолк, сделав ход. Тогда дедушка Степан поднял свою фи– гуру и, тоже задумавшись, продолжил песню:

И сидит в ней мальчишка – Лет пятнадцати дитя.

Вот тогда-то прадедушка Лапидус и ввел жало. Да так неожиданно, что у всех дух захватило:

Ты скажи, скажи, мальчишка,– невинно продолжал песню мой прадедушка, не отрываясь от игры:

Сколько душ ты погубил?

«Душегуб»-Степан даже ухом не повел. Сделал очередной ход и продолжил песню, не видя в ней никакого подвоха:

Я – двенадцать православных, Двести двадцать пять жидов.

Все чуть не лопнули, стараясь сдержать хохот. А бабушка Соня, его жена, обиделась на всех. И чуть не заплакала.

Вот так отличился воровской песней перед дружным коллективом еврейской родни член нашей семьи дедушка Степан, по кличке «Душегуб», майор КГБ в отставке. Вроде дал отчет в содеянных им преступлениях.

Вот как поют нынче на Руси! Заслушаешься!

В нашей семье все имеют клички. Почти все. Меня, например, зовут «Кнопкой». Это потому что я курносая. И как говорит мама, на мой нос хочется надавить пальцем, как на кнопку.

Дедушку Степана за глаза называют «Душегубом». Это понятно. Он служил в КГБ. А дедушку Сему «Мао», за то, что он похож на китайца. Кличка дедушки Левы – «Крот». Ребенок догадается почему. Он рыл под землей туннели для московского метро. Его профессия такая – рыть туннели. Его жена, бабушка Люба, называет это по-другому – рыть носом землю.

Я жалею дедушку Леву. Он такой тихий, такой честный, что даже противно становится – так говорит его жена. Подумать только: выстроил под землей целые дворцы из мрамора, а сам, как подкидыш, живет с бабушкой Любой в одной комнатке в старом-старом доме, который вот-вот рухнет, да все никак не упадет. Тогда бы их переселили куда-нибудь, где поприличней.

– Слепой, как крот, – кричит бабушка Люба. – Он не видит, что творится кругом.

– И не хочу видеть, – тихо отвечает Крот и даже глазки закрывает.

Кличка имеется даже у нашего прадедушки Лапидуса, который был лично знаком с Лениным, и когда был голод во время гражданской войны, вез в Москву эшелон с хлебом и не позволил себе лишней крошки откусить и поэтому чуть не умер от истощения.

У него самая странная кличка. «Кочующий миномет». Знаете, что такое кочующий миномет? Мне дедушка Лева объяснил, он на войне был артиллерийским офицером. И остался без левой руки.

Кочующим минометом называется такой миномет, который не стоит на одном месте, а сделав выстрел-другой, быстренько меняет позицию. Чтоб противник не запомнил, с какого места он стрелял. А то откроет ответный огонь и уничтожит его. Поэтому миномет передвигается с места на место. Кочует. Вот почему назвали его кочующим минометом.

Но почему прадедушке Лапидусу приклеили такую кличку? Когда он воевал на гражданской войне, минометов еще не изобрели. Их придумали к следующей войне, на которой дедушка Лева потерял левую руку.

Потому что прадедушка Лапидус, самый заслуженный человек в нашей семье, не имеет своего угла. Когда-то у него была комната. Но у кого-то из его старых друзей поженились дети, и им негде было жить. Прадедушка уступил им свою комнату. А потом его даже в гости ни разу не пригласили.

Сам бедненький старичок Лапидус переехал за город. На дачу дедушки Семы. Сема на его имя записал дачу. Потому что деньги Семы не совсем честные и его, того и гляди, посадят в тюрьму. И тогда все отберут. И дачу тоже. А на этой даче вся наша семья торчит. Вот почему переписали ее на имя старого большевика, друга Ленина. У такого не конфискуют.

Зимой, когда никто на дачу не приезжает, старенький прадед Лапидус кукует там один-одинешенек. Вроде сторожа. А когда выбирается в Москву, то ночует у родственников по очереди. На раскладушке. У самого входа. И не жалуется. Ему хорошо. Рад каждому лишнему дню, что прожил на свете. Ему, бедненькому, почти девяносто лет. С ума сойти! Как не надоест?

«Кочующий миномет» в нашей семье используют еще и в тех случаях, когда обычными средствами чего-нибудь добиться не могут и нужны высокие связи. Тогда, как говорит дедушка Лева, вводят в бой «Кочующий миномет».
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.