Русь пьянцовская (2)

Ушастого окрестили "начальником строительства" за то, что он всюду влезал. Его, как всегда, не слушали, он мешал тянуть лямку привычно-бездумно, а иногда, и в самом деле, был невыносим.

- Сливай воду! - вызверился Паша. - Сливай воду! Выключай "брехатель"!

Начали, наконец, садиться в залепленные грязью вездеходы. Зашумели. Погрузили шесты. Петровых кричал, перекрывая шум: - Хворосту возьми!

Чайкью согреем!..

... В низинах стоял туман, когда вездеходы рванулись в тундру. Замаячили впереди каменные сопки. Камни разбросаны как во время землетрясения.

А за ними река. Дорога дальняя. Стоило машине тронуться с места, прогромыхать - комарье отвалило подальше. Тут же откинули накомарники, перестали обмахиваться веточками. Ожили.

Мотор ревмя ревел. Грязь выстреливалась из-под гусениц, надраенных камнями и сырым мохом до блеска. Вот и скалистый холм. Деревья торчат вбок, как на косогоре. Машина поползла вверх и вбок, как таракан по стене.

- Паша, ты нас не опрокинешь? - вырвалось у Сергуни.

- А ить, впрямь, жутко, - признался отец Никодим, который до того думал, что жутко лишь ему.

Ляна только усмехнулась. Паша, сидевший за рычагом вездехода, словно и не слыхал. На лбу у него пот выступил. Крупными каплями.

- Не до нас ему... - Петровых укладывался спать, пристроив голову в зимней шапке на бухту провода. Засунул бороду под ватник, уперся плечом и ногами в железное корыто вездехода, чтобы не так швыряло. Закрыл глаза.

- Васька! - окликнул его Паша, обернувшись и увидя, как тот колотится боком о железное днище. - Как ты можешь дрыхнуть, Васька, черт!

"Ушастого", собственно, звали Иваном. Ляна еще в первый день, по ошибке, назвала его Василием. И он стал отзываться на Ваську... Так бы он и остался Васькой, если бы Фельдман не напомнил, что тот вовсе не Васька...

- Почему не сказал сразу, что ты не Васька?-отозвался Паша. - Почитай месяца три как все Васька да Васька...

- А на что мне начальству перечить. Васька, так Васька... - И, приподнявшись, он так сверкнул глазами, что Ляне стало ясно: лучше его называть Иваном...

У гусениц что-то завизжало, заколотилось. Сергей свесился за борт, увидел, что в направляющее колесо забился камень. Колесо скрежетало, гусеница лязгала.

- Останови! - взмолился Сергей. - Не могу слышать.

-Нежные ушки, - сказал смиренно отец Никодим. - Наверное, на скрипочке взбадриваете?

-На рояле, - печально признался Сергей.

-И зять мой, бывало, - оживился отец Никодим. - Возьмет... этого, Брамса... Патриарх Пимен у нас был. Не одобрил. "Не русское это дело, сказал он, - Брамс..."

-Что? - Сергей подавился слюной.

- Вот и я - что?.. Дальше - больше!.. Литургии коснулись... А - зачем перечил?.. Что выиграл?..

Снова заверезжало, заколотилось внизу.

- Останови! - рявкнул отец Никодим. - Ты слыхал, не можем... Паша остановил, вынул камень.

А Иван Петровых и век не разомкнул. Спал, открыв рот. Борода вытащилась, торчала вверх вызывающе.

- "Директору строительства" косушка приснилась. Ишь, блаженствует... Святой истинный крест, он и на дыбе выспится!..

Когда вездеход остановился, и стало тихо, "директор строительства" открыл глаза: - Примчали, что ль?..

-Дрыхни! Еще речка вон...

"Директор" снова закрыл глаза. Паша глядел на тундровую реку. Вода кипела от бурунов. Пенилась. Неподалеку валялись части разбитой машины. Старые покрышки. Как кости мамонта.

- Вчера, вроде, тут форсировали... Ему никто не ответил. То было вчера. А как сегодня?..

Выглянули все, осмотрелись. Кто не знал: переправляться надо, где русло пошире .- там мельче. А потом уж гляди по белой пене. Где буруны, там и переправа. По камням. Перед бурунами намывает, а после бурунов размывает, глубит... Начали советовать: как, что; Паша оборвал:

- Ну, сейчас отрезвлю!..

Прошли, лязгая приглушенно, в брызгах, до середины реки. Как на катере. Но вот взревел вездеход и - посередине реки - ни туда ни сюда.

Иван Петровых поднял голову и сказал печально: - Плевок судьбы!

Паша подтянул болотные сапоги, вылез, пригнулся, нащупывая рукой дно, и его захлестнуло с головой.

- Днищем на камень легли, - зло сказал он, оттирая с лица воду. Плоский такой каменюка. На все днище. - И ругнулся вполголоса.

Дернулся вездеход, еще раз, прочнее сел. Его накренило вдруг, как лодку, все к одному борту повалились. Гусеницы проворачивались свободно, взбаламучивая воду. Грязь поднялась со дна. Вода стала красновато-рыжей.

- Дак "племянничек" нужон! - Иван Петровых открыл глаза.

-Надобен, - согласился отец Никодим.

- Это точно! - подтвердил заросший, только глаза сверкнули, татарин

Мантулин. - Без "племянничка" никак не обойтись.

Никто не шелохнулся. Фельдман покосился на сидевших, влез на борт и бултых в воду. Только брызги взлетели. Иван Петровых, будто и не спал вовсе, перевалил вслед за ним за борт, открыл боковой ящик для инструмента, взял топорик, открепил двухручную пилу, и они побрели с Фельдманом по грудь в воде, за "племянничком"...

У самого берега завалили лиственницу, отпилили бревно длиной пошире вездехода, притащили, чертыхаясь и крича, чтоб помогли, а то их унесет с "племянничком".

Бывшего попа называли в добрую минуту отцом Никодимом, на работе Никандрычем, а под горячую руку - "опиумом для народа" или просто "опиумом".

- Ты подмогнешь, Опиум, или нет?! - взревел Иван, и отец Никодим, взмахнув руками, перевалил в реку.

Наконец, они прикрутили бревно поперек вездехода - спереди, к обеим гусеницам. Цепями самовытаскивания. Свободные концы соединили крюком. Паша взобрался в кабину, отряхиваясь, ежась. Включил посинелыми руками скорость. "Племянничка" протащило гусеницами под вездеход. Вездеход подмял бревно под себя, встал па него, точно на передние лапы приподнялся. Взревел, как реактивный самолет на взлете, и - вылез.

- Л-ляночка, отвернись! - Мужчины сняли рубахи, штаны, отжали накрепко. Натянули сухие ватники прямо на голое тело. Иван и отец Никодим простонали разом: - Хлебнуть ба!..

Ляна изругала себя за то, что не успела предотвратить купание Федьдмана: "Не дело начальника партии окунаться в каждую протоку. Дешевый авторитет хочет нажить. Слабак..."

Обрадовалась, когда, наконец, они настигли заглохшую машину сейсморазведки, которую тянул трактор. Сейсмики шли за топографами по свежей вырубке, наступая им на пятки. Ляна выпрыгнула из вездехода, пошла к своим, не оглядываясь...

Передний трактор сейсмиков урчал перед оврагом. Пятился назад.

- Что я, за смертью сюда приехал?! - вскричал тракторист, увидя Ляну.

-Поедешь, - спокойно возразила Ляна.-Некогда стоять. Все ездят...

-Знаю, как ездят!

Кто этого не знал! В апреле филькин разбился, тракторист. Радиатором на дно ткнулся. Радиатор в лепешку. Гусеницы лопнули. Филькин четыре ребра сломал... Да и в мае дело было. Весной по тундре ездить - гляди в оба... Солнце низкое. Прямо в глаза. Марево, вроде земля парит. Не видно ничего впереди. Как в тумане. Сейчас марева нет. А страшно.

Паша прогромыхал к оврагу, крикнул сейсмикам: - Отойди, калеки!
[1] [2] [3] [4]