Часть II. ПОХОД (5)

Чаплицкий подсказал:

— «Енисей», что ли? Или, может быть, «Труд»?

— О, точно: «Труд»! Мазут, значит, перекачали к нему в баки. Завтра он должен отправиться в Мурманск, снабжать топливом миноносцы.

— А сколько мазута?

— Четыре, не то пять тысяч пудов.

Чаплицкий спросил весело:

— И что, хорошо горит?

— Еще как!

— А не взорвется, в случае чего?...

— Не— ет... Наш друг сказал: сунуть факел с керосином и все в порядке. Ну, а если, говорит, кто— нибудь из водолазов останется на дне, в суматохе— то... Что ж, другим туда лазить неповадно будет!

Разговор продолжили в трактире.

Прихлебывая жидкое пиво, Литовцев объяснял:

— В два часа ночи начнется подъем воды... От речного бара. И сильный ветер к морю. Если все это хозяйство пустить по ветру — моментально придет к ботам. Дальше все ясно, как по чертежу.

Чаплицкий недоверчиво наморщил лоб:

— А если ветра не будет?

Литовцев засмеялся:

— Он предупредил: ветер здесь не менялся с начала мироздания. Так, мол, и в лоции сказано...

— Ну, разве что с начала мироздания, — согласился Чаплицкий. — А карта?

Литовцев похлопал себя по нагрудному карману:

— У меня. Он там все разметил.

Чаплицкий аппетитно уписывал вареную картошку с конопляным маслом. Закончив есть, коротко сказал:

— Ясно. Возьмешь с собой «деда».

— Есть, Петр Сигизмундович.

— Установлено, что в городе безнаказанно действует исключительно хитрый и опасный белогвардейский волк — Петр Сигизмундович Чаплицкий, — докладывал на узком совещании Чека Болдырев. — Чаплицкий — бывший капитан первого ранга, контрразведчик, негодяй большого масштаба. Руки его обагрены кровью революционного народа. Достаточно привести некоторые факты: еще в марте двадцатого года он раскрыл в Архангельске военную подпольную организацию, которая действовала среди солдат местного гарнизона. Большая группа подпольщиков была арестована, судима и расстреляна...

— И группа Теснанова... — сказал помощник Болдырева.

— Да, это тоже по его прямой вине, — подтвердил Болдырев. — Они раскрыли подпольную городскую организацию коммунистов во главе с Теснановым при помощи провокатора. Руководители организации — большевики Теснанов, Закемовский, Близнина и другие — были казнены... Так что пора активизироваться, товарищи, кончать с ним надо.

Медленно покачивался на пологой волне лихтер «Труд». Была поздняя ночь, и вся команда спала.

Только на верхней палубе прохаживался вдоль борта молодой вахтенный. Прошел неторопливо на корму, закурил, и неяркий огонек зажигалки выхватил из непроглядной тьмы юное, безусое еще лицо...

Облокотившись о поручень около ящика с песком, вахтенный всматривался в море: водолазы неподалеку работали круглосуточно.

...А со стороны судоремонтного завода быстро шла к лихтеру небольшая лодка. В ней сидели двое — Всеволод Литовцев и пожилой широкоплечий мужчина в зюйдвестке.

Шли они на веслах, лопасти которых были обмотаны мешковиной — чтобы не слышался плеск воды. Уключины были густо смазаны тавотом — чтобы не скрипели.

Лодка постепенно приближалась к лихтеру. Пожилой внимательно следил за растущим силуэтом судна.

Заметив вспышку зажигалки, прошептал:

— Закурил, служивый... Значит, на баке останется, пока не докурит...

— Это хорошо, — подмигнул Литовцев.

Они неслышно подошли вплотную к судну, и Литовцев с одного раза забросил веревочную лестницу на трубопровод, идущий вдоль борта.

Еще раз вслушавшись, он поднялся к несложному сливному устройству, врезанному в трубопровод.

Вот и запорный вентиль, напоминающий большое рулевое колесо.

Литовцев с силой раскрутил вентиль, и из широкого жерла трубы потекла густая черная жидкость. Сначала ручейком, но вскоре мазут уже хлестал вовсю, взбивая на поверхности воды черную пенную шапку.

Пожилой мужчина скомкал газету и бросил ее в воду. Сильный порыв ветра подхватил бумажный ком, быстро понес его в сторону водолазных ботов.

Пожилой удовлетворенно ухмыльнулся.

Крепко, в последний раз затянувшись, вахтенный прислушался: кроме привычного плеска волн и свиста ветра возник новый звук. Вахтенный еще не знал, что это шум мазутной струи, выпускаемой в море диверсантами. Загасив окурок в бачке с песком, вахтенный по— прежнему неторопливо направился в ту сторону, где находился вентиль.

Литовцев следил за ним из— за переборки.

Вахтенный подошел к борту, снова прислушался, перегнулся через поручень, стараясь разглядеть вентиль.

И в этот миг Литовцев нанес ему сильный удар в лицо...

Успев немного отклониться, матрос схватился обеими руками за голову Литовцева, потянул поручика на себя...

После недолгой борьбы Литовцеву удалось стащить вахтенного с палубы, но, не удержавшись, он вместе с ним упал в воду.

Через секунду они оба вынырнули. Лицо парня было окровавлено, но он крепко держал Литовцева поперек корпуса. И силился крикнуть, но поручик все время зажимал ему рот ладонью.

Спустя мгновение они снова погрузились под воду, вернее, под толстый слой покрывшего ее мазута.

Снова вынырнули, сплетаясь в последней смертельной схватке.

Пожилой диверсант, которого Чаплицкий назвал в разговоре с Литовцевым «дедом», беспокойно осматривался, он явно боялся, что кто— нибудь с судна заметит происходящее.

Наконец, махнув рукой, он взял заранее приготовленные факелы из пакли, полил из бадейки керосином и подогнал лодку к самой кромке мазутного пятна.

Последний раз осмотрелся, поджег факелы — один, другой, третий — и начал опускать их, тихо передвигаясь на лодке, в густой мазут.

От берега он был пока что скрыт бортом лихтера.

Бегучее пламя, мгновенно охватившее факелы, легко перебросилось на поверхность мазута.

Вспыхнуло море.

Огонь охватил невысокие пологие волны и вновь вынырнувших на поверхность Литовцева и молодого вахтенного матроса. Лица их были залиты кровью, испачканы мазутом, искажены страданием.

Литовцев выплюнул изо рта воду с мазутом, истошно закричал, замахал «деду» рукой, но тот, не обращая на него внимания, развернул лодку...

Ветер, ветер...

Он гнал пламенную волну, возникшую, словно по волшебству, и растущую с каждым мигом, прямо на водолазные боты.

А диверсант, отплыв на веслах несколько саженей в противоположную сторону, снова оглянулся и увидел вахтенного; тот вынырнул, на сей раз уже один — Литовцева над водой не было.

«Дед» перекрестился, завел небольшой мотор и нырнул во тьму, которая рядом с оранжево— дымным пылающим морем стала еще чернее и гуще.

...Огненную реку увидели на первом водолазном боте.

Раздался крик: «Полундра!», люди бросились к подветренному борту.

Несколько секунд водолазы в растерянности смотрели на волну пламени, прервав работу. Только подводники, стоявшие на воздушной помпе, продолжали мерно качать воздух для своих товарищей, работавших под водой.

— Что за диво? — изумленно вопросил Иван Зирковенко, ни к кому, впрочем, прямо не обращаясь.

Усатый пожилой боцман Говорухин, прошедший на своем веку три крупных кампании, внимательно всмотревшись в пламя, сказал хмуро:

— Оно тебе сейчас покажет... «диво»!.. Это нефть горит... Либо мазут.

На палубе появился Щекутьев. В одно мгновение он оценил обстановку.

— Да— а, что— то в этом роде... — подтвердил он мнение боцмана. — Я такое уже видел однажды... в Сиднее... Страшная штука: ветер— то на нас гонит!

Боцман Говорухин предложил:

— Уходить надо, Сергей Сергеевич!

— А они? — Щекутьев выразительно кивнул на воду, в глубине которой работали водолазы. — На подъем минут пятнадцать уйдет... — И тут же скомандовал: — Пахомов, Сапегин! Срочный подъем водолазов! Сигнальте водолазам аварийный подъем!

Матросы несколько раз подергали подъемный водолазный трос, передавая тем, кто под водой, условный сигнал, затем быстро и деловито наладили лебедку для подъема. Включили мотор. Трос зазмеился из воды, начал медленно наматываться на вал лебедки...

...Медленно— медленно — а быстрее нельзя, человек не выдерживает быстрого подъема с глубины — поднимались водолазы Федор Гарковец и Василий Косов, и вот корпус затонувшего судна уже под ними...

Щекутьев командовал на палубе бота:

— Быстро, быстро, орлы! Не паниковать! Ведра готовьте, багры, топоры... Синилов, не вижу дела! Что там с пожарной помпой?

— Не качает, Сергей Сергеевич... — растерянно отозвался молодой матрос.

— Да ты что, с ума сошел? — остервенело закричал ему Щекутьев. — Голову оторву!..

Синилов в полном недоумении развел руками:

— Вчера проверял — работала, как из пушки... А нынче поршня клинят!

Щекутьев бросился к помпе, принялся отвинчивать крышку воздушного механизма.

Матросы выстроились тем временем на подветренном борту, готовые встретить пламя, — с баграми, топорами, ведрами на веревках и прочим нехитрым противопожарным снаряжением. Кто— то заранее наливал в бадью забортную воду.

А водолазы поднимались — уже близилась поверхность моря. Гарковец, по— прежнему не ведая о случившемся, с изумлением смотрел на багровое зарево над своей головой — такой картины ему видеть еще не приходилось!

...Пламя уже подступило плотной стеной к борту судна.

Щекутьев, чертыхаясь, все еще возился с помпой, а подводники дружно отражали натиск огня, обливая палубу и борта бота забортной водой...

Торопливо качали воздух водолазам, мерно чавкал насос, по резиновому шлангу от каждого качка, словно конвульсия, пробегала воздушная волна...
[1] [2] [3] [4]