С. ЛАРИН. Пафос современной фантастики
[1] [2] [3]С. ЛАРИН
Пафос современной фантастики
Когда-то автор книги об Уэллсе, написанной в первые годы революции, Евгений Замятин, говоря об отсутствии фантастической традиции в русской литературе, верно объяснил причины этого явления «окаменелой жизнью старой дореволюционной России». Однако, как казалось ему, нарождающаяся новая действительность внесет сюда свои коррективы. «Россия послереволюционная, — писал он, — ставшая фантастичнейшей из стран современной Европы, несомненно отразит этот период своей истории в фантастике литературной».
Дальнейшее развитие нашей литературы подтвердило справедливость этих слов. Сейчас можно говорить не об отдельных образцах научной фантастики, как это было в 30-40-е или первые послевоенные годы, но обо многих десятках произведений этого жанра, о целой фантастической литературе, которая особенно бурно развивается сейчас, во время, отмеченное поразительными успехами нашей науки в освоении космоса.
Появляются не только фантастические романы, но и книги о самой научной фантастике. Я имею в виду вышедшую недавно работу молодого критика Юрия Рюрикова «Через 100 и 1000 лет». Книга Рюрикова не просто работа обзорного характера, анализирующая ряд научно-фантастических произведений последнего времени. Основное внимание критика сконцентрировано вокруг одной из центральных проблем современной фантастики — на вопросе о том, как она изображает человека будущего. В этом смысле его работа в чем-то сродни самим произведениям фантастов. Сопоставляя характеры героев книг, созданные писателями-фантастами, с данными науки, исследованиями, экспериментами ученых, психологов, социологов, с рассуждениями философов, Ю.Рюриков стремится как бы вслед за писателями спроецировать на своем экране облик нового, грядущего человека. Книга привлекает широкой эрудицией автора, свободной манерой разговора, который он ведет с читателем, умея о самых сложных и мало изученных наукой понятиях и гипотезах говорить просто, увлекательно, ярко и образно. Эти достоинства книги тем более дороги, что автор ее в нашей весьма небогатой критической литературе о фантастике идет, что называется, по первопутку.
— А может, это схоластика? — скажут нам некоторые нелюбители фантастики, которые, сохранив смутное воспоминание о двух-трех книжках Жюля Верна, прочитанных в далеком детстве, с тех пор считают фантастику этаким легким чтивом «для младшего школьного возраста». — Тоже, мол, «проблема» — человек будущего да еще в фантастическом романе!
А между тем ведь Это не столь уж отвлеченный вопрос. Та же дискуссия «физиков» и «лириков» имеет самое прямое отношение к разговору о человеке будущего, о том, что ожидает его в недалеком завтра. Недаром и сам автор книги «Через 100 и 1000 лет» буквально с первых же страниц «подключается» к этому спору. В чем существо этой полемики? «Ноль или бесконечность» — так определил ее сущность Ю.Рюриков, то есть, другими словами, говорит он, оппонентов «физиков» беспокоит вопрос: «Что сделает будущее с человеком: нивелируется ли человеческая личность, упадет ли ее значение до ноля или она будет расти и ценность ее станет беспредельной?»
Любопытно, что эти споры идут параллельно тем процессам, которые совершаются сейчас в нашей жизни, когда наука, технический прогресс начинают играть все большую и все более важную роль. Или, как заметил И.Ефремов в одной из своих недавних статей, «современная наука настолько проникла во все стороны жизни общества, что стала решающим фактором в развитии производительных сил. Ее успехи — такой же исторический общественный процесс, как и все остальные стороны и пути развития человечества».
В этих спорах отражается подчас своеобразный испуг человека перед все возрастающим могуществом техники и науки. Корни этой настороженности в человеческой психике имеют весьма давнюю и темную историю. В сущности, уже первым робким шагам науки сопутствовали недоверие и подозрительность какой-то части человеческого общества. Темнота, невежество, непросвещенность, прикрываясь в далекие времена религиозными предрассудками, шли по пятам первых искателей и изобретателей. Собственно, даже через легендарную ткань древнего и прекрасного мифа об Икаре прорывается эта торжествующая ухмылка тогдашнего обывателя, который вполне удовлетворен тем, что юноша, дерзнувший взметнуться к солнцу, пал жертвой собственного безрассудства…
И когда сегодня приходится еще читать в нашей прессе нападки на фантастов, которые-де пытаются убедить читателя, что наступят времена, когда представителей рода человеческого заменит «машина, более совершенная, чем сам человек», то невольно думаешь, что в условиях нашего общества подобные опасения продиктованы скорее какой-то гипертрофированной «автоматобоязнью», а вовсе не реальными опасениями. Вдвойне досадно, что эти «соображения» высказываются писателем В.Немцовым, тоже называющим себя фантастом.
Следует, конечно, различать две вещи. В условиях капиталистического общества даже начало процесса постепенной автоматизации современного производства, как верно подмечает Ю.Рюриков, несет еще большее обострение тех антагонистических противоречий, которые присущи этому обществу. Вот почему полны тревоги высказывания кибернетика Н.Винера, восклицающего, что «новая промышленная революция является обоюдоострым мечом», вот почему французский кибернетик П.Косса опасается, что этот грандиозный промышленный переворот приведет «к созданию безработицы и отчаяния».
Но может ли что-то подобное угрожать и коммунистическому обществу? «Ясно, что у нас промышленная революция, — замечает автор книги, — не приведет к взрыву, ясно, что она будет не злом, а благом. Но чем станут заниматься в будущем огромные массы людей, которых автоматика освободит от непосредственной работы на машинах? В каких сферах труда смогут применить они свои способности?»
Как действительно этот сложнейший вопрос будет решаться у нас, как он решается уже сейчас, когда каждый новый день знаменуется новым внедрением автоматики в нашу промышленность?
На примере фантастического рассказа В.Сапарина «Последний извозчик» Ю.Рюриков интересно анализирует один из возможных вариантов решения подобной проблемы в социалистическом обществе. Герой Сапарина — пилот, которого процесс автоматизации службы управления все больше «отчуждает» от его любимой профессии и даже начинает постепенно внушать к ней полное равнодушие, чуть ли не ненависть. Чуткие, совершенные приборы не только способны отлично вести самолет, но могут и сами предотвратить внезапную аварию, исправить во время воздушного рейса каждую поломку. Бывший ас нужен еще в кабине самолета лишь для того, чтобы суметь предотвратить одну из тысячи возможных комбинаций при аварии, именно ту, что пока не предусмотрена, не записана на реле автоматической памяти прибора. Когда же однажды такое сложнейшее сочетание все-таки наступает и пилот уже счастлив, что его искусство, наконец, понадобилось, в действие вступает новый, еще неиспытанный механизм, и быстрее человека устраняет аварию.
Значит, капитуляция? Значит, окончательная отмена человека, его знаний, его опыта? К этой ли мысли подводит читателя автор? Нет. Сапарин иначе решает эту проблему. Да, новый прибор совершеннее, его реакция оказывается более быстрой. Но человек будет теперь занимать иной командный пост: ему поручат с Земли, с помощью приборов, вести управление сразу несколькими десятками самолетов. Словом, «уступая» машине в одном, он с помощью тех же машин становится еще более могущественным, техника вовсе не «подминает» его.
[1] [2] [3]