Посылка

Фима Шляпентох, уже забравшийся на нары, долго смотрел на виноватое лицо Мони, на его пустые руки.

– Что? – жалко улыбнувшись, спросил Моня.

– Ты – свинья.

– Да, я – свинья, – поспешно согласился Моня, радуясь, что после этого уже ничего не нужно объяснять.

– Ты – последний человек.

– Я – последний человек.

– Тебе не место среди советских людей.

– Верно. Мне не место среди… А где мне место?

– Я бы тебе не доверил знамя полка.

– Ты хочешь стать знаменосцем?

– В полку найдут достойного человека. Не жмота. Не скупердяя, который лопнуть готов, но с товарищем не поделится. Говорить я с тобой больше не желаю и спать под одной крышей не хочу.

– Хорошо, – кротко согласился Моня. – Я могу взять шинель и переночевать снаружи… Там даже лучше: свежий воздух и соловьи…

Моня выбрался из землянки, постелил на ее бревенчатой крыше шинель и забылся беспокойным сном. Он уснул под яркими весенними звездами, под шипящими траекториями осветительных ракет, а проснулся от артиллерийского грохота и едва продрал глаза, как их тут же запорошило пылью от ближнего взрыва.

Немцы на рассвете начали артиллерийскую подготовку, за которой должна была последовать танковая атака.

– Знамя! Где знаменосец? – вопили в траншее посыльные штаба полка. – Приказ командира: знамя – назад!

Через несколько минут Моня Цацкес, голый по пояс, стоял под сотрясавшейся от взрывов кровлей землянки, и рядовой Фима Шляпентох пеленал его мускулистый торс алым бархатом полкового знамени. Золотые кисти на витых шнурах Моня сам затолкал в свои голифе и, поерзав бедрами, уложил удобнее между ног. Затем натянул сверху гимнастерку, шлепнул на голову пилотку.

Знаменосец и Шляпентох побежали по ходу сообщения в тыл, подальше от передней линии, чтобы даже в случае прорыва вражеских танков знамя не досталось противнику. Они улепетывали во весь дух, как и наставлял Моню подполковник Штанько, спасая честь полка и бритую голову его командира.

– Свинья, – хрипел, задыхаясь от бега, Шляпентох, – тебе эта посылка выйдет боком. Ты подавишься ею…

Снаряды рвались за их спиной, поднимая к бледному рассветному небу тучи земли. В ответ ударила русская артиллерия, застучали пулеметы. Где-то рядом по-щенячьи взвыл человеческий голос, открывая длинный список потерь.

Начинался веселенький день. Канун Первого мая – праздника международной солидарности трудящихся.
[1] [2] [3]