VII. ОК (2)
[1] [2] [3] [4]Она остановилась возле «Поста безопасности», где два вооруженных короткими автоматами городовых внимательно наблюдали по телевизору поток пассажиров, вытекающий из брюха скандинавского лайнера прямо в ярко освещенный коридор аэропорта. Городовые вежливо подвинулись, чтобы ей лучше было видно.
– Франсэ, мадам? – спросил один из них.
– Москва, – сказала она.
– О! – сказал городовой. – Удрали, сударыня?
– С какой стати? – сердито сказала Таня. – Я в командировке.
– Браво, сударыня, – сказал городовой. – Я не одобряю людей, которые удирают из великого Советского Союза.
Второй городовой молча подвинул Тане кресло.
Она сразу увидела Андрея, идущего по коридору с зеленым уродливым рюкзаком за плечами. Он был одет во все советское. Хлипкие джинсы из ткани «планета», явно с чужой задницы, висели мешком. На голове у него красовалась так называемая туристская шапочка, бесформенный комочек бельевой ткани с надписью «Ленинград» и с пластмассовым козырьком цвета черничного киселя. Нейлоновая куцая телогрейка расстегнута, и из-под нее выглядывает гнуснейшая синтетическая цветастая распашонка. Рыжих его сногсшибательных усов не видно, потому что весь по глаза зарос густой рыжей с клочками седины щетиной. Смеялся, веселый, как черт. Размахивал руками, приветствуя невидимых на экране встречающих, своего благородного папеньку, своего красавчика-сыночка, свою романтическую жилистую выдру-невесту и, должно быть, друга дома, американского мерзкого богатея с пересаженной обезьяньей железой.
– Не ваш, мэм? – прервав бесконечное жевание гама, спросил второй городовой.
Лучников прошел мимо камеры.
Таня, не ответив городовому, резко встала, отбросила стул и побежала в конец коридора, где светилась на разных языках надпись «Выход», где чернела спасительная или гибельная ночь и медленно передвигались желтые крымские такси марки «форд-питер».
– Почему ты из Стокгольма? – спросил сына Арсений Николаевич. – Мы ждали тебя из Москвы.
– Вы не представляете, ребята, какие у меня были приключения на исторической родине, – весело рассказывал Лучников, обнимая за плечи отца и сына и с некоторым удивлением, но вполне благосклонно поглядывая на сияющую Лидочку Нессельроде. – Во-первых, я оборвал хвост, я сквозанул от них с концами. Две недели я мотался по центральным губерниям без какой-нибудь стоящей ксивы в кармане. Все думают, что это невозможно в нашей державе, но это возможно, ребята! Потом началось самое фантастическое. Вы не поверите, я нелегально пересек границу, я сделал из них полных клоунов!
Арсений Николаевич снисходительно слушал поток жаргонных советских экспрессий, исторгаемый Андреем. Дожил до седых волос и никак не избавится от мальчишества – вот и сейчас явно фигуряет своей советскостью, этой немыслимой затоваренной бочкотарой.
– Нет-нет, наша родина поистине страна чудес, – продолжал Лучников. Он стал рассказывать о том, как целую неделю с каким-то «чокнутым» джазистом пробирался на байдарке к озеру Пуху-ярве где-то в непроходимых дебрях Карелии, как там, на этом озере, они еще целую неделю жили, питаясь брусникой и рыбой, и как, наконец, на озеро прилетел швед, друг этого джазиста, Кель Ларсон на собственном самолетике, и как они втроем на этом самолетике, который едва ли не цеплял брюхом за верхушки елей, перелетели беспрепятственно государственную границу. Бен-Иван, этот джазист, почему-то считал, что именно в этот день все пограничники будут «бухие», кажется, водку и портвейн «завезли» в ближайшее «сельпо» – и точно, ничто не шелохнулось на священной земле, пока они над ней летели – вот вам железный занавес, – а от финнов – у этих сук ведь договор с советскими о выдаче беглецов, – от «фиников» они откупились запросто, ящиком той же самой гнусной «водяры»… и вот прилетели свободно в Стокгольм, а Бен-Иван через пару недель таким же путем собирается возвратиться. Он эзотерический тип.
– Да зачем тебе все это понадобилось? – удивился несказанно Арсений Николаевич. – Ведь ты, мой друг, в Совдепии «персона грата». Может быть, ты переменил свои убеждения?
Андрей Арсениевич с нескрываемым наслаждением осушил бокал настоящего «Нового Света», обвел всех присутствующих веселым взглядом и высказался несколько высокопарно:
– Я вернулся из России, преисполненный надежд. Этому полю не быть пусту!
[1] [2] [3] [4]