49
[1] [2]49
Амадейро отнесся к возвращению Василии неоднозначно. Она вернулась только тогда, когда старый Фастольф (теперь, когда он умер, Амадейро мог легко произносить его имя) был уже месяц как кремирован. Амадейро был в восторге от собственной проницательности. Ведь он же сказал Мандамусу, что она не вернется, пока ее отец не умрет.
Кроме того, Василия была откровенна, что очень удобно. Она не обладала раздражающими качествами Мандамуса, нового фаворита, который, казалось, всегда имел какую-то идею, но прятал ее, несмотря на кажущуюся откровенность.
С другой стороны, ею было невероятно трудно руководить, ее нельзя было заставить спокойно идти по пути, который наметил Амадейро. Разрешение ездить по Внешним мирам в течение нескольких лет означало разрешение описывать их в черном свете и критиковать.
Итак, он приветствовал ее с энтузиазмом, одновременно искренним и притворным.
– Василия, я счастлив, что вы вернулись. Без вас Институт как птица с одним крылом.
Василия засмеялась.
– Бросьте, Калдин. – Она называла его по имени, хотя была на двадцать пять лет моложе. – Это оставшееся крыло – ваше, а давно ли вы стали сомневаться, что одного вашего крыла достаточно?
– С тех пор, как вы уехали. Как по-вашему, Аврора сильно изменилась за это время?
– Ни капельки – это, вероятно, должно огорчить вас. Ведь отсутствие перемен – упадок.
– Парадокс. Без перемены к худшему упадка нет.
– По сравнению с окружающими нас Поселенческими мирами, Калдин, отсутствие перемен и есть перемена к худшему. Они изменяются быстро, распространяют свое влияние все дальше и дальше. Они копят силу, энергию и самоуверенность, в то время как мы сидим тут, дремлем и считаем, что наше постоянство укрепляет равновесие.
– Прекрасно, Василия! Я думаю, вы старательно учили эту речь, пока летели домой. Однако в политическом положении и жизни Авроры произошли перемены.
– Вы имеете в виду смерть моего биологического отца?
Амадейро развел руками и слегка поклонился:
– Именно. Он нес полную ответственность за наше ничегонеделание, но теперь он умер, и я думаю, что перемены наступят, хоть, возможно, не обязательно видимые.
– У вас от меня секреты?
– Почему вы так решили?
– Эта ваша притворная улыбка всегда выдавала вас.
– Придется научиться быть с вами серьезным. Послушайте, ваш отчет у меня. Расскажите о том, о чем в нем не написано.
– В нем написано почти все. Каждый Внешний мир жалуется, что его тревожит растущее высокомерие поселенцев. Каждый мир твердо решил сопротивляться поселенцам до конца, следуя за Авророй, мужественно и с презрением к смерти.
– Следовать за нами, да? А если мы не поведем?
– Тогда они будут ждать и пытаться скрыть радость от того, что мы не ведем. В других отношениях… ну, каждый мир продвигается в технологии и очень неохотно сообщает, что именно он делает. Каждый ученый работает самостоятельно и не связан ни с кем даже на собственной планете. Ни в одном Внешнем мире нет единой исследовательской группы вроде нашего Института. В каждом мире несколько отдельных исследователей, и все они ревниво оберегают свою информацию друг от друга.
– Я не думаю, что они продвинулись так далеко, как мы, – самодовольно сказал Амадейро.
– Очень плохо, если не продвинулись, – отрезала Василия. – Пока все Внешние миры представляют собой кучу индивидуумов, прогресс очень замедляется. Поселенческие миры регулярно устраивают конференции, имеют свои институты и, хотя они сильно отстали от нас, они нагонят. Но я все-таки сумела обнаружить несколько технических новшеств, разработанных Внешними мирами, и все их перечислила в своем отчете. Все они сейчас работают над ядерным усилителем, но я сомневаюсь, что в каком-нибудь мире приборы продвинулись дальше лабораторных испытаний. Некоторые приборы должны испытываться на космических кораблях, а этого пока нет.
– Надеюсь, что вы правы, Василия. Ядерный усилитель – оружие, которым мог бы воспользоваться наш флот и разом покончить с поселенчеством. Но я думаю, что было бы лучше, если бы у Авроры было более совершенное оружие, чем у наших космонитских братьев. Вы сказали, что в вашем отчете написано почти все. О чем же не написано?
– О Солярии!
– Ага, самый младший и самый необычный из Внешних миров.
– Непосредственно от них я почти ничего не получила. Они смотрели на меня абсолютно враждебно, как, видимо, смотрели бы на любого несолярианина, будь то космонит или поселенец. Говоря «смотрели», я имею в виду – в их понимании. Я пробыла там почти год, гораздо дольше, чем в любом другом мире, и за это время не видела ни одного солярианина во плоти – одни гиперволновые голограммы. Я не имела дела ни с чем реальным. Планета комфортабельная, невероятно роскошная, совершенно девственная природа – но как бы мне хотелось увидеть ее живьем.
– Соляриане предпочитают показывать картинки. Мы это знаем, Василия, Что же, живи и дай жить другим.
– Хм… Ваша терпимость может быть тут не к месту. Ваши роботы в запоминающем режиме?
– Нет. Уверяю вас, нас никто не подслушивает.
– Надеюсь, Калдин. У меня создалось впечатление, что соляриане близки к созданию уменьшенного варианта ядерного усилителя. Возможно, они близки к созданию портативного усилителя, достаточно малого, чтобы поместить его на космический корабль.
– Как это они ухитрились? – Амадейро нахмурился.
– Не могу сказать. Вы же не думаете, что они показали мне чертежи. Впечатление мое настолько расплывчато, что я не решилась включить его в отчет, но из того немногого, что я слышала тут и заметила там, я сделала вывод, что они существенно продвинулись. Над этим нам следует основательно подумать.
– Подумаем. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне?
– Да. И этого тоже нет в отчете. Солярия уже много десятилетий работает над человекоподобными роботами, и я думаю, что они достигли цели. Ни один Внешний мир, кроме нас, даже не пытался заниматься этим. На каждой планете я спрашивала о гуманоидных роботах, и везде реакция была одинаковой. Они находят эту идею неприятной и пугающей. Я подозреваю, что все они знают о нашем провале и приняли его близко к сердцу.
– Но только не Солярия. Почему?
– Потому, что они всегда жили в самом роботизированном обществе в Галактике. Они окружены роботами – по десять тысяч на каждого индивидуума. Планета переполнена роботами. Пройдите через всю планету в поисках людей – и вы никого не найдете. Так зачем немногим солярианам, живущим в таком мире, расстраиваться из-за того, что несколько липших роботов будут человекоподобными? К тому же, тот псевдочеловеческий ублюдок, которого спроектировал и сделал Фастольф и который еще существует…
– Дэниел.
– Да. Он был на Солярии два столетия назад, и соляриане обращались с ним, как с человеком. Они так и не оправились: их унизили и обманули. Это была незабываемая демонстрация аврорианского превосходства, во всяком случае, в этой области роботехники. Соляриане страшно гордятся тем, что они самые передовые роботехники в Галактике. И с тех пор некоторые соляриане работают над гуманоидными роботами исключительно для того, чтобы смыть позор. Если бы этих роботехников было больше, если они имели бы Институт, координирующий их работу, они, бесспорно, сделали бы это уже давно. Сейчас, я думаю, такие роботы у них есть.
– Но точно вы не знаете? И это только ваше подозрение, основанное на обрывках сведений?
– Совершенно верно, но подозрение чертовски сильное и достойное дальнейшего расследования. И наконец: могу поклясться, что они работают над телепатической связью. Там есть какое-то оборудование, которое мне осторожно показали, и однажды, когда я беседовала с одним роботехником, экран показал его задний план с матрицей позитронного рисунка, какого я никогда еще не видела, но мне показалось, что это рисунок для телепатической программы.
– Я подозреваю, что эта новость соткана из паутины, даже более тонкой, чем сведения о гуманоидных роботах.
Василия немного смутилась:
– Должна признать, что в этом вы, вероятно, правы.
– В сущности, Василия, это звучит совсем уж фантастично. Если матрица, которую вы видели, не похожа ни на что, виденное вами раньше, с чего вы взяли, что это рисунок для чего-нибудь?
Василия поколебалась.
– Сказать по правде, я сама этому удивляюсь, но, как только я увидела рисунок, мне сразу пришло в голову слово «телепатия».
– Несмотря на то что телепатия невозможна даже теоретически?
– Считается невозможной даже теоретически, а это не совсем одно и то же.
– Но пока еще никому не удавалось добиться прогресса в этом отношении!
– Да. Но почему при виде рисунка мне пришла в голову мысль о телепатии?
– Василия, может быть, это просто ваш заскок, и бесполезно пытаться его анализировать. Забудем об этом. Что еще скажете?
– Еще одна вещь, самая загадочная. По некоторым незначительным признакам у меня создалось впечатление, что соляриане собираются покинуть свою планету.
– Да?
– Не знаю. Их всегда было немного, а становится еще меньше. Возможно, они хотят начать сначала где-нибудь в другом месте, пока совсем не вымерли.
– Как это сначала? Куда же они поедут?
Василия покачала головой:
– Я рассказала вам все, что знаю.
– Тогда я все это приму в расчет, – медленно сказал Амадейро. – Ядерный усилитель – раз, гуманоидные роботы – два, роботы-телепаты – три, уход с планеты – четыре. Откровенно говоря, ничему этому я не верю, но уговорю Совет санкционировать беседу с регентом Солярии. А теперь, Василия, вы можете отдохнуть. Почему бы вам не взять несколько недель отпуска, чтобы заново привыкнуть к солнцу Авроры и прекрасной погоде, прежде чем взяться за работу?
– Это очень мило с вашей стороны, Калдин, – сказала Василия, не вставая с кресла, – но осталось еще два вопроса, которые мне нужно с вами обсудить.
Амадейро невольно взглянул на часы.
– Это займет много времени, Василия?
– Сколько бы ни заняло, Калдин, это необходимо обсудить.
– И что же вы хотите?
– Прежде всего – кто этот молодой всезнайка, который, кажется, пробрался в Институт? Как бишь его, Мандамус?
– Вы уже виделись с ним? – Амадейро натянуто улыбнулся. – Как видите, на Авроре кое-что изменилось.
– В этом случае явно не в лучшую сторону, – угрюмо сказала Василия. – Кто он?
– Как вы сказали – всезнайка. Блестящий молодой человек, достаточно разбирающийся в роботехнике и неплохо осведомленный в общей физике, химии, планетологии…