20. ОБЪЕДИНЕННАЯ НАЦИЯ

Нет разницы между арабским 'Салам алейкум' и еврейским 'Шалом алейхем' ('Мир тебе') или арабским 'Алла маак' и нашим 'Элохим имха' ('С тобою Бог'). Но арабы не были изгнаны из своей страны и не были отрезаны от своего языка, тогда как мы, евреи, бродили по всему свету, и наша манера речи претерпела серьезные изменения, прежде чем мы вернулись к своим истокам.

Голова, увенчанная великолепной короной царя Аммона, этого современника царя Давида, стоит в моем доме на подставке из черного дерева в книжном шкафу. Под ней и рядом стоят тома Библии, сочинения Бен-Гуриона, труды по палестиноведению. Здесь ее место. Ибо ничто в этих книгах не чуждо ей, даже в тех, что были написаны через три тысячи лет после смерти царя. x x x

Давид передал своему сыну Соломону благоустроенное царство, с налаженной администрацией, царство в безопасных границах, которое имело широкие торговые связи и находилось в союзе со своими северными соседями: Хирамом, царем Тира, Той, царем Хамата, и Талмаем, царем Гешура.

Чувствуя приближение смерти, Давид призвал Соломона (уже взошедшего на престол), чтобы в последний раз напутствовать его: 'Будь тверд и будь мужествен. И храни завет Господа, Бога твоего, ходя путями Его и соблюдая уставы Его и заповеди Его... как написано в Законе Моисеевом'. После этого он упомянул имена троих людей и объяснил сыну, как поступить с ними: одному оказать милость, а двух других -- убить.

Эти двое были замешаны в мятеже Авшалома. А Барзиллай оказал гостеприимство Давиду и его людям, когда они бежали в Гилад. 'Сынам Барзиллая окажи милость, чтоб они были между питающимися за твоим столом; ибо они пришли ко мне, когда я бежал от Авшалома, брата твоего'. Второй, Шими, сын Геры, напротив, примкнул к мятежникам и натравливал народ на Давида. Давид сказал о нем Соломону в тот час: 'Вот еще у тебя Шими... он злословил меня тяжким злословием... Не оставь его безнаказанным, ибо ты человек мудрый, и знаешь, что тебе сделать с ним, чтобы низвести седину его в крови в преисподнюю'. Однако, главным преступником, чью седину Соломон не должен был отпустить мирно в преисподнюю, Давид считал Иоава, своего военачальника и племянника, сына Цруи. Иоав героически сражался за Давида и спас его царство. Однако Давид затаил неугасимую ненависть против него, и даже пытался сместить его. Сыновья Цруи, Иоав и два его брата, были, по мнению царя, жестокими и кровожадными людьми. Они предпочитали решать спорные вопросы мечом, а не мирными средствами. Давид не трогал Иоава во время своего царствования, потому что тот мог склонить колено Иехуды последовать за собой и оставить царя.

С годами росла его ненависть к Иоав у, и когда 'приблизилось время умереть Давиду', он завещал Соломону: 'Еще ты знаешь, что сделал мне Иоав, сын Цруи, как поступил он с двумя вождями войска Израильского, с Авнером, сыном Неровым, и Амасой, сыном Иетеровым, как он умертвил их, и пролил кровь бранную во время мира, обагрив кровию бранною пояс на чреслах своих и обувь на ногах своих. Поступи по мудрости твоей, чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю'.

x x x

Я знал одного руководителя народа, который во многих отношениях напоминал царя Давида, в частности, был неспособен забыть обиду. Это был Давид Бен-Гурион. Правда, на закате дней своих он погрузился в себя, забыл о существовании большинства своих недоброжелателей и простил им то, что они отравляли ему жизнь. Был, однако, один человек, которого он не забыл и не простил.

В 1969 году неожиданно скончался от разрыва сердца Леви Эшкол, который стал премьер-министром Израиля после отставки Бен-Гуриона и был его главным противником в годы его старости. Я отправился к Бен-Гуриону и пытался убедить его принять участие в похоронах Эшкола или, по крайней мере, пройти мимо его гроба, установленного на площади перед Кнесетом. Бен-Гурион отказался. На все доводы, приводимые мной, он отвечал лаконично, что если бы последовал моему совету, это было бы ханжеством. Он сожалел, что Эшкол умер, но отправиться на похороны значило воздать честь, пусть даже последнюю честь, покойному, а этого он не собирался делать. 'Воздать честь Эшколу? Нет'. Его сжатые губы не выдали того, что он думал об Эшколе, но глаза его сказали все. В них была жгучая боль, боль открытой, кровоточащей раны, раны, которая вовек не заживет.

x x x

Старший сын Давида Адония, родившийся от брака царя с прекрасной Хаггит, завел себе колесницы и всадников и разъезжал в колеснице по улицам Иерусалима, а перед ним бежали пятьдесят скороходов. Когда Давид одряхлел, Адония возгордился и заявил: 'Я буду царем'. Но он не достиг своей цели. Пророк Натан, Бная, сын Иехояды, военачальник Давида, и Бат-Шева, мать Соломона, расстроили его козни и открыли Давиду глаза на его дела. Царь поклялся им: 'Жив Господь, избавляющий душу мою от всякой беды. Как я клялся Господом, Богом Израилевым, говоря, что Соломон, сын мой, будет царствовать после меня и сядет на престоле моем вместо меня, так я и сделаю это сегодня'.

На церемонию коронования Соломон поехал, следуя наказу отца, на царском муле.

Конь -- благородное и сильное животное. Он издает звонкое ржание, гордо несет свою голову, его густая грива развевается на ветру, изо рта падают хлопья пены. Мул совсем не похож на коня. В нем нет ничего величавого. Но мулы незаменимы при езде в горах. Их ноги имеют восхитительную форму, мускулисты и сужаются книзу. Их копыта невелики, но тверды, как сталь. Не только на крутых тропах, но даже на гладких камнях они не оступаются.

В годы моего отрочества отец купил молодого мула. Барышник-араб, торговец мулами, ходил с ними от селения к селению. Шел он из Дамаска. К тому времени, когда он добрался до Нахалала, у него осталось только восемь мулов, и мы купили одного, годовалого.

Мы назвали его Элифелетом. Это было милое животное, с черной и мягкой, как бархат, шерстью. На первых порах он был очень пугливым. Стоило слегка коснуться его, как он прядал ушами и начинал дрожать всем телом. Когда он подрос и пришло время объезжать его, я вывел его в поле. Он не знал еще удил, и я, подражая нашим арабским соседям, обмотал его морду веревкой. Седла я тоже не положил ему на спину. Нас обоих устраивало, что он был без седла.

Когда я влез на него, он мгновение стоял словно в столбняке. Но тут же опомнился и начал делать все, чтобы избавиться от меня. Он пригнул голову к земле и перешел на галоп, время от времени брыкаясь изо всех сил. Я был опытным ездоком, но Элифелет очень скоро добился своего. Возвращались мы домой порознь: Элифелет впереди, а я на изрядном расстоянии от него.
[1] [2] [3] [4]