За правое дело (Книга 1) (23)
[1] [2] [3] [4]Пряхин, постояв несколько времени у окна, отошёл и остановился перед несгораемым шкафом в углу кабинета. Он вынул из шкафа пачку бумаг и сел к столу, нажал звонок, и тотчас же вошёл его помощник.
- Ну, как доехали? - спросил Пряхин.
- Хорошо, Иван Павлович, как переправился через Волгу, поехал правой дорогой, можно сказать, благополучно, только разок въехал в кювет, уже возле самого места, дифером машина села, без фар ведь.
- Жилкин обеспечил всё?
- Да. И место, я скажу, замечательное - вдали от железной дороги. Жилкин говорит, немец даже ни разу не летал.
- Народ собирается на совещание?
- Начали, собираются.
В это время в дверь кабинета послышался стук, и голос за дверью произнёс:
- Открывай, хозяин, открывай, солдат пришёл. Пряхин прислушался, стараясь припомнить по голосу, кто это так уверенно ведёт себя. А дверь уже открылась, и в комнату вошёл седеющий генерал, с лицом, бронзовым от загара. Это был представитель командования фронта генерал Рыжов. Он поздоровался с Пряхиным, сел в кресло и стал оглядывать кабинет, взял со стола чернильницу и, взвесив её на руке, покачал с уважением головой и осторожно поставил на место.
- Товарищ генерал, через четверть часа начнётся совещание партийных работников и директоров предприятий, мы просим вас сказать товарищам несколько слов о положении на фронте.
Генерал посмотрел на часы.
- Это можно, но весёлого мало.
- Есть ухудшения за ночь?
- У Трёхостровской противник форсировал Дон. Донесли, будто отдельные автоматчики просочились и будто их уже уничтожили. Но, думаю, не уничтожили. А с юга он крепко нажал. Полагаю, кое о чём отдельные товарищи привирают в донесениях; я их понимаю: и немцев боятся, и начальства боятся.
- То есть обвод прорвали?
- Да какой там у вас в этом месте обвод!
- Оборону стрсил и с первых месяцев войны, весь город, вся область стрсил а, вынули четверть миллиона кубометров грунта. Оборона, думается, хороша, но вот войска не сумели полностью ею воспользоваться.
- Мы держим противника в степи исключительно огнём и живой силой, - сказал генерал. - Одно хорошо: склады боеприпасов сохранили. Огнём артиллерии, вот чем мы его держим. Счастье, что боеприпасы есть. - И он снова взял чернильницу со стола, взвешивая её на руках. - Ну и махина. Оптическая вещь. Хрусталь?
- Хрусталь. Кажется, с Урала.
Генерал, наклонившись к Пряхину, мечтательно произнёс:
- Урал, осень... Охота там богатая - гуси, лебеди. А наше солдатское дело - в крови да в пыли. Эх, нам бы две дивизии пехотных, полнокровных!
- Я понимаю, но надо начать вывозить заводы, пока не поздно: "Баррикады" за сутки полк артиллерийский выпускают. Тракторный - сотни танков в месяц. Это гиганты наши. Успеем?
Генерал пожал плечами:
- Если ко мне приходит командир дивизии и говорит: "Рубеж оборонять буду, но разрешите оттянуть мой командный пункт подальше от переднего края", значит, этот человек не верит в успех, а все командиры дивизий сразу кумекают: "Ну, ясно, отходим", а от дивизий это переходит в полки, в батальоны, в роты и все уже душой чувствуют: отходить будем. Так вот и здесь. Хочешь стоять, так ты стой. Пусть ни одна машина в тыл не идёт. Не оглядывайся, иначе не устоишь. За самовольную переправу через Волгу на левый берег - расстрел!
Пряхин быстро и громко произнёс:
- Видите, там вы при неудаче рискуете потерять рубеж, высоту, сотню машин, а здесь мы имеем промышленность союзного значения. Это не обычный рубеж обороны.
- Это... - и генерал встал, - это... Россию мы обороняем на волжском рубеже, а не промышленность союзного значения!
Пряхин некоторое время молчал, а затем ответил:
-- Для нас, большевиков, пока мы живы, нет последних рубежей. Последний наш рубеж, когда сердце перестаёт биться. Как ни тяжело, но считаться с положением мы обязаны. Враг перешёл Дон.
- Я об этом официального заявления не делал, сведения проверяются. - И тут же генерал наклонился к Пряхину, спросил: - Семью вывезли из Сталинграда?
- Обком готовится отправить за Волгу многие семьи, в том числе и мою.
- Очень правильно. Это не для них. Солдаты не выносят, тяжело, а дети, женщины, куда уж. На Урал! Туда он не долетит, сукин сын... Вот если допустим его до Волги, он и на Урал станет летать.
Дверь приоткрылась, и секретарь сказал:
- Директора и начальники цехов, вызванные на совещание.
И руководители хозяйственной жизни города, начальники цехов и директора заводов, парторги стали входить в кабинет, рассаживаться на стульях, диванах, креслах. Здороваясь с Пряхиным, некоторые говорили: "Спустил в цеха указания Комитета Обороны", "Вашу команду выполнил".
Пряхин поглядел на вошедшего последним директора электростанции Спиридонова и сказал ему:
- Товарищ Спиридонов, после заседания останьтесь, мне нужно вам несколько слов .сказать по частному поводу.
Спиридонов быстро, по-военному ответил:
- Есть, остаться после совещания.
Кто-то с добродушной насмешливостью проговорил:
- Наш-то, Спиридонов, - по гвардейски отвечает. Когда затих шум отодвигаемых кресел и стульев и все расселись, Пряхин сказал:
- Как будто все? Давайте начнём. Что ж, товарищи, Сталинград становится фронтовым городом. Давайте сегодня проверим, как каждый из нас подготовил свой участок работы, своих людей к новым условиям, к военным условиям. Какова готовность наших людей, наших предприятий, наших цехов? Что проделано нами по линии перехода к работе в новых условиях, по линии эвакуации наших предприятий? Здесь сейчас присутствует представитель командования генерал Рыжов. Обком просил его рассказать о положении на фронте. Прошу вас, товарищ генерал.
Рыжов усмехнулся.
- Фронт - вот он, сел на попутную полуторку - и поехал, познакомился - Он отыскал глазами своего адъютанта, стоявшего у двери, и сказал:
- Дайте мне карту, не рабочую, а ту, что корреспондентам показывали.
- Она за Волгой, разрешите слетать за ней на "У-2".
- Куда уж вам летать, вас "кукурузник" не подымет.
- Я летаю, как бог, товарищ генерал, - поддерживая шутливый тон начальника, ответил адъютант.
Но генерал нетерпеливо и раздражённо махнул в его сторону рукой.
- Пойдёмте, товарищи, вон к этой карте на стене, она для нас тоже годится.
И, как учитель географии, окружённый учениками, водя то пальцем, то карандашом по карте, он начал рассказывать.
Генерал говорил о тяжёлом положении на фронте не общими словами, а совсем особым, точным языком военного человека.
Он говорил обо всём этом не "вообще", а конкретно, потому что грозное и тяжёлое положение на заводах, в городе, на Волге было соединено и связано именно со Сталинградским фронтом.
Положение на фронте! Генерал говорил с той откровенной резкостью, которую определяла и которой требовала война. Перед жестокой действительностью могла жить одна лишь правда, такая же жестокая, как и действительность.
- Что ж, вы народ крепкий, я вас не собираюсь ни пугать, ни утешать. Правда ещё никому вреда не принесла. Положение примерно такое Северная группировка противника выходит на правый берег реки Дон; вот по этому рубежу. Это шестая армия, у неё в составе три армейских корпуса, двенадцать пехотных дивизий и танковые соединения. Тут и семьдесят девятая, и сотая, и двести девяносто пятая, мои старые знакомые... Это пехотные. Кроме того, в шестой армии две танковые дивизии и две мотодивизии. Командует этим всем делом генерал-полковник Паулюс. Успехов у него на сегодняшний день больше, чем у нас, - это вы сами понимаете. Это с севера и с запада. Теперь - с юго-запада группировка рвётся от Котельникова. Это уж не пехотная, а танковая армия, ну, её поддерживает четвертый армейский корпус и румыны, тоже, по-видимому, до корпуса. У этой группировки, видимо, главная цель - вырваться к Красноармейску, к Сарепте. Вот они тянут сюда, на этот рубеж. По этой вот речушке Аксай удар наносят по линии железной дороги от Плодовитое. И цель у противника простая - сосредоточиться на этих рубежах, подготовиться и ударить: эти с севера и запада, а те, что от Котельникова, - с юга и юго-запада, ударять прямо на Сталинград. Будто бы Гитлер объявил, что двадцать пятого августа он в Сталинграде будет.
- А сколько у нас сил против всей этой махины? - спросил чей-то голос.