Часть 4. Сказка о летающей гусенице

Это зрелище очаровало его. Постепенно в оболочке куколки возникла трещина. Трещина всё разрасталась, и из неё появилась короткая чёрная головка. Через несколько секунд куколка так задрожала, что Аври в испуге отскочил назад. Куколка разделилась на две половинки, и два цветных крыла, точно такие, как он видел во время своего падения, выпростались по сторонам во всём своём великолепии, легко взмахнули в воздухе и понесли блестящую бабочку с листа на листок на фоне голубого неба. Аври вздрогнул и сердце его забилось.

Он посмотрел по сторонам, желая поделиться с другими гусеницами, но никто не видел случившееся. Они были заняты пережёвыванием листьев, попытками спрятаться от птиц и поиском новых зелёных листиков. Он хотел крикнуть: «Глядите, я был прав», но знал, что никто его не услышит. Аври почувствовал стремительную слабость, разлившуюся по всему телу. Дни напряжённого ожидания, сила переживания и разочарование от охватившего его одиночества давали себя знать. Он перестал держаться за листик, поднял вверх передние лапки, как бы взывая о помощи, и стал падать вниз, абсолютно равнодушный ко всему вокруг.

Очнувшись, он не понял, где находится. Звуки бодрой песни напоминали ему его первое падение, но на этот раз они были гораздо яснее и ближе. Листья дерева с большой скоростью пробегали перед его глазами, но к его удивлению, они бежали слева направо, а не сверху вниз. «Может меня схватила птица», – подумал он, «но тогда мне было бы больно», – тотчас перебил он самого себя.

Он посмотрел назад и увидел глаза, которые показались ему знакомыми. Да это же глаза старой окуклившейся гусеницы. «Я обещала тебе и сдержала своё слово», – пропела она и улыбнулась. «Почему ты поёшь?» – спросил он её, – «и вообще, где это я?» «Я пою, потому что теперь это моя природа, а ты у меня в лапках, и мы летим вместе с тобой».

Аври с трудом успевал разглядывать открывавшиеся ему виды. Бабочка забиралась всё выше, и впервые в жизни он увидел, как его тутовое дерево выглядит сверху. Он видел зелёные участки и объеденные площади, скопища гусениц, и одиночек на вершине, и даже соседние деревья. «Где ты хочешь, чтобы я тебя опустила?» – пропела бабочка. «Кто вообще хочет опускаться», – ответил Аври, подражая пению бабочки.

Даже когда они опустились на одну из самых густонаселённых веток, их всё равно никто не заметил. Очень близко от них расположилась старая бабочка, откладывавшая яйца.

«Так вот как это делается?» – спросил её Аври.

Бабочка улыбнулась ему, и её лицо засияло от счастья: – «Как мне повезло разговаривать с гусеницей!»

«В каком смысле?» – спросил Аври.

«Никогда ещё я не разговаривала с гусеницами,» – ответила она, – «то есть с того самого момента, как я сама перестала быть гусеницей.»

«Так почему бы вам не покатать всех гусениц над деревом?» – продолжал интересоваться Аври.

«Нет ничего, чего бы мы так хотели», – отвечала бабочка, – «но мы этого просто не можем сделать».

«Как же со мной вы смогли?» – не унимался Аври.

«Потому что ты этого хотел», – сказала она, – «Ты поднял лапки, потому что хотел именно этого, и ничего другого. Поэтому-то я смогла схватить тебя за поднятые вверх лапки. Помни об этом», – добавила бывшая старая гусеница и полетела своей дорогой.

С того судьбоносного дня Аври налетал много часов. С течением времени он научился разным и разнообразным мотивам и подружился со многими бабочками. От каждой из них он узнавал что-то новое о мире бабочек, получая при этом огромное наслаждение.

Даже когда он снова стал жевать листья, он обнаружил в них новый, неведомый ему доселе вкус. Он назвал его «вкусом цели» или «смыслом жизни». Теперь, впервые в своей жизни, он видел смысл в однообразном пережёвывании листьев. Он знал, что если будет много есть, у него будут силы долго летать, и тем самым он сможет доставить огромное удовольствие бабочкам, которые будут катать его по поднебесью. Он наслаждался от того удовольствия, которое доставлял им, и счастью его не было границ.

Однако, с течением времени он начал переживать всё больше и больше за своих братьев гусениц. «Если бы они только знали, что теряют», – думал он про себя, – «тут же подняли бы головы и стали бы искать крылья бабочек, они прекратили бы жевать, чтобы услышать льющиеся напевы, и подняли бы лапки в полной уверенности, что не упадут. Ведь наверняка одна из бабочек поймает их, прежде чем они достигнут земли». Так он чувствовал, что его одиночество среди сородичей растёт с ростом его счастья и радости в мире бабочек.

«Я уверен, что можно им это объяснить», – подумал он в глубине души и решил пуститься в новое предприятие – поведать гусеницам о мире бабочек. «Может быть, я и особая гусеница, но я уверен, что есть ещё такие, как я, которые ищут, не зная, чего они хотят, блуждают, как слепцы в тумане. Им-то я и покажу дорогу. Я никого не могу заставлять, но по крайней мере, я буду знать, что пытался помочь тем, кто ищет помощи.»

Пришло и время Аври, когда он сам превратился в куколку, в полном умиротворении. Осознавая, что до конца и полностью достиг цели своей жизни, как гусеница. После себя он оставил подробные карты строения дерева и строения леса, чертежи самых коротких и самых удобных путей к вершине, подробной анатомии строения бабочки, схемы откладывания яиц и вылупливания из них, и даже карты рекомендованных и защищённых районов поедания.

Он знал, что если родится ещё гусеница с сильным желанием летать, она сможет воспользоваться оставленными им сведениями. Хотя большинство гусениц пользовались картами только для того, чтобы быстро найти районы более зелёных и вкусных листьев.

Меньшее количество гусениц с помощью карт искало путь к вершине. Еще меньшее количество изучало с помощью его трудов структуру яйца и куколки. И лишь единицы задавались вопросом: «Как он получил эти знания? Откуда взялись эти простые решения столь сложных проблем? Откуда он взял эти чудные песни, которые он написал? Можем ли мы черпать из того же источника знаний, что и он?»

Аври был первым в династии летающих гусениц. Те, кто появился на свет после него, прошли похожий путь, и каждый из них добавил что-нибудь к знаниям своих предшественников. Они описывали мир бабочек для тех, кто придёт после них. Они знали, что бабочки любят гусениц больше, чем те даже в состоянии себе представить.

Они знали также, что придёт тот день, когда все гусеницы поднимутся в воздух, и бабочки будут им помогать, и тогда наступит совершенство наслаждения и радости, и в мире бабочек, и в мире гусениц. Они ждали этого дня и всеми средствами старались его приблизить.
[1] [2]