(Вендровский Давид Ефимович). Наша улица (сборник) (17)
[1] [2] [3] [4]- А сейчас составим протокол.
Сначала он записал имя, отчество, фамилию и местожительство пострадавшей, где и на какую сумму ее обокрали. Потом, записав мое имя, отчество, фамилию и адрес, спросил:
- Ваше занятие?
Слегка поколебавшись, я пробормотал:
- Лакей.
Мой ответ прозвучал неубедительно. Околоточный пристально посмотрел на меня. Как внешность, так и одежда не отвечали названной мною профессии.
- Лакей? - переспросил околоточный. - У кого служишь лакеем? - На всякий случай он перешел со мной на "ты".
- У адвоката Гольского.
- У Аркадия Вениаминовича Гольского?
- Да, у адвоката Гольского.
- Гм... Странно! А ну-ка, давай сюда паспорт! - Он перелистал паспорт с первой до последней страницы, проверил дату прописки, печати.
- Да, как будто все в порядке. А все же здесь что-то неясно. Вы, сударыня, можете идти домой. В случае чего известим вас. А тебя, парень, мы временно задержим, до выяснения твоей личности.
Я запротестовал:
- Как так задержите? На каком основании? Не имеете права.
- Ну, что касается права, ты можешь положиться на нас. Право - это не твое дело... А задержим тебя потому, что сомневаемся насчет твоей личности. Нам надобно выяснить, действительно ли состоишь лакеем у адвоката Гольского. Уж ты не обижайся...
В последних словах явно прозвучала ирония.
- Господин околоточный, Аркадий Вениаминович будет жаловаться обер-полицмейстеру на незаконное задержание его человека. Как бы не получилась неприятность.
Лучше позвоните по телефону моему барину, и он сам подтвердит, что я у него служу.
Намек на могущие возникнуть неприятности возымел свое действие.
- Ладно. Это мы можем. Позвоним. Ефремов, отведи-ка его в приемную и подожди там с ним, пока не позову.
4
Долгий день напряженной работы, а потом нелепая передряга, в которую я попал, совершенно обессилили меня.
Я сидел в передней, опершись головой на руку, и дремал, когда услышал знакомый голос лакея Гольского - настоящею его лакея - Афанасия:
- Так что, ваше благородие, к нам телефонировали отсюдова, из участка, значит; барина нашего просили сюда пожаловать, потому, значит, будто задержан вами наш лакей. А барина нашего дома нет. Они с барыней в театр уехавши. Вот я и пришел доложить вашему благородию, что меня, ихнего лакея, значит, не задержали. Выходит, ошибка. Я, значит, вполне на свободе.
В таких, можно сказать, ясных выражениях отставной солдат Афанасий, ныне лакей Гольского, докладывал о себе околоточному.
- Вы служите лакеем у присяжного поверенного Аркадия Вениаминовича Гольского? - спросил околоточный, из уважения к важной осанке и "генеральским" бакенбардам Афанасия обращаясь к нему на "вы".
- Так точно. Мы у них служим старшим лакеем.
Прежде мы служили у председателя окружного суда действительного статского советника Сергея Николаевича Никифорова, а теперь - у присяжного поверенного Гольского. Хорошая служба, ничего не скажешь, хотя они и евреи, жаловаться не можем...
- А других лакеев, помимо вас, барин не держит? - остановил околоточный словоохотливого Афанасия.
- Как не держать? Держим. Пятачок Мишка есть, то есть звать-то его Мишка Данилов, но мы его кличем Пятачком, потому...
- Погодите, погоднте-ка, - снова перебил его околоточный, - а где сейчас этот самый Данилов?
- Так что я его оставил в прихожей. В случае чего дверь открыть. Нельзя же оставить дом безо всякого призора...
- А сколько лет этому Мишке?
- Еще совсем молокосос, пацан, даже пушка на губе нету, а с девками уже балуется... И выпить не дурак...
Барин говорит...
- Постой, постой! Я тебя не спрашиваю, - потеряв терпение, околоточный перешел на "ты", - любит ли Мишка девок или не любит. Ты вот что скажи мне: кроме тебя, других лакеев, постарше Мишки, у вас не имеется?
- Нет, я самый старший. Разве только повар, так он ведь чухонец...
- А сколько лет повару?
- А черт его знает. Не очень еще старый. Голова гладкая, как колено. Ни одного седого волоса.
- А лакеев, кроме тебя и Мишки, они, говоришь, не держат?
- Как не держать? Держат. Судомойку держат, горничную. Так вить они женского полу. И харчей своих не стоят...
- Я тебя о лакеях спрашиваю, а ты мне о горничных да судомойках. Говори толком!
Афанасий пожевал свою бритую губу.
- Так что из мужского пола, кроме меня и Мишки, больше слуг у нас нету.
- Ефремов! Введи задержанного! - приказал околоточный.
Увидев меня, Афанасий, прежде чем околоточный успел слово сказать, воскликнул не то с удивлением, не то с испугом:
- Ба-тюш-ки! А вы-то что здесь делаете, барин?! Тоже по поводу нашего задержанного лакея пришли? Так его, то есть меня, вовсе не задержали... Я их блаюродию об этом докладывал.
Совершенно сбитый с толку околоточный переводил взгляд с меня на Афанасия и с Афанасия на меня.
- Ты его знаешь? - наконец обратился он к Афанасию.
- Как не знать? Аркадия Вениаминовича помощник Они у нас в канцелярии работают. Новенький.
- Какой помощник? Он ведь говорит, что служит у Гольского лакеем.
- Что вы, ваше благородие, как можно? Они образоваиные-с... Они всякие бумаги пишут, всуд ходят... Лакей!
Как можно-с?
- Аркадий Вениаминович уже знает, что я нахожусь здесь? - спросил я лакея.
- Никак нет, барин. Они не знают. Они с барыней в театре. А как позвонили из участка, что задержали нашего лакея, я пришел сказать, что я не задержан, то есть что никаких наших лакеев не задержали.
- Как только Аркадий Вениаминович возвратится из театра, передай ему, что я прошу его позвонить приставу Сретенского участка.
- Слушаю-е, Давид Ефимыч. Сей минут!
Околоточный все меньше и меньше понимал происходящее перед ним.
- Черт его знает что за путаница! Один говорит "лакей", другой "помощник присяжного поверенного". Иди разберись тут! Что-то здесь не в порядке. Вот что, - обратился он к Афанасию. - Ты иди домой. А как только твсп барин приедет из театра, скажи ему, что просят потрудиться зайти сюда для выяснения личности человека, который выдает себя за его лакея. Понял? Ну, иди, Ефремов! - позвал он. - Отведи задержанного!
- В прихожую?
- Нет. Может быть, ему придется остаться здесь до утра. Кто же его сторожить будет? В камеру, обыкновенно.
Ефремов запер за мной дверь. На меня устремились любопытные взгляды двух молодых парней, почти мальчиков, находившихся в камере. Очевидно не обнаружив во мне ничего интересного, один из них достал из-под собственного сиденья карты, спрятанные при появлении Ефремова, и прерванная игра возобновилась.
С каждым часом дверь открывалась все чаще, камеру наполняли все новые лица.
Раздраженные городовые вталкивали подобранных ими на улицах пьяных, которые оставались лежать там, куда их бросили. Одни не подавали при этом никаких признаков жизни, другие что-то невнятно бормотали.
Приводили также мелких карманных воришек, подозрительных лиц, задержанных в разного рода увеселительных з?веденнях, бродяг.
Большая часть этих людей чувствовала себя здесь как дома. Они спокойно ожидали завтрашнего дня, когда их рассортируют: кто останется тут, а кого перешлют в другие участки, кого отправят в сыскное отделение или в тюрьму, а кого этапом "по месту жительства". Найдутся и такие счастливчики, которые и вовсе будут отпущены на свободу.
В камере происходили встречи старых знакомых, и тут же завязывались оживленные разговоры на "блатном" жаргоне, понятном одним только собеседникам. Некоторые из арестованных перестукивались с соседней камерой - нет ли там друзей-приятелей.
Вначале никто на меня не обращал вньмания, но когда новые заключенные перестали появляться и каждый занял свое место в камере, завсегдатаи участка сразу узнали во мне чужака.
- Это что за птица? - ни к кому особенно не обращаясь, спросил парень с белым шрамом - след ножевой раны - во всю ширину багровой щеки.
- Фраер или студент.
- Из-за девки, должно быть, попал сюда.