СУДЬБА «НОМЕНКЛАТУРНОГО НЕВОЗВРАЩЕНЦА»

Разведупр РККА командирует Бармина в распоряжение НКИД, «обязав вести одновременно военную работу и поставив лишь условием назначение меня в северные провинции Персии». Таким образом, как явствует из собственноручно написанной анкеты героя нашего повествования, с самого начала он являлся советским военным разведчиком, действовавшим под дипломатическим прикрытием. Мы специально привлекаем внимание к этому факту, так как в своей книге, написанной в первую очередь для западного читателя, Бармин всячески избегает любых намеков на эту щекотливую тему. Тем не менее, как следует из некоторых доступных нам источников, Бармин не только являлся кадровым разведчиком (по всей видимости, вплоть до 1932 года), но и считался одним из лучших в этой области.

Так, в докладе начальника иностранного отдела (ИНО) ОГПУ и одновременно заместителя начальника Разведывательного управления Штаба РККА (будущего ГРУ) Артура Христиановича Артузова, направленном непосредственно Сталину, имя Бармина фигурирует среди семи лучших советских военных разведчиков, перешедших к тому времени из разведки в другие ведомства. Не исключено, что после этого доклада Бармина могли вернуть в разведку. По крайней мере, это произошло с некоторыми из этой семерки.

Однако вернемся к карьере нашего героя. В октябре 1923 года он был назначен управляющим консульством НКИД СССР в Гиляне. Одновременно он вел партийную и общественную работу в Реште, выступал с докладами, принимал участие в профсоюзной работе. В анкете, заполненной в это время (20 апреля 1924 года), он указывал: «Полагаю, что используюсь целесообразно, лишь слишком перегружен. Интересует меня военная и экономическая (финансы, торговая организация, производство) работа на Востоке, также интересует изучение страны, жителей, языка, этнография».

В должности Генерального консула в Гиляне и уполномоченного торгпредства в Реште Бармин проработал до марта 1925 года, после чего его разведывательно-дипломатическая карьера прервалась на четыре года. Сказалась малярия, подхваченная еще в Бухаре. После резкого обострения болезни врачи запретили Бармину проживание в странах с тропическим климатом, в связи с чем он был отозван в Москву.

С апреля 1925 по январь 1929 года Бармин работает во Всесоюзном объединении «Международная книга» НКВТ: с апреля 1925 по август 1927 года – заместителем заведующего отдела управделами в Москве, с августа 1927 по апрель 1928 года – управляющим Северо-западной областной конторы в Ленинграде и с 5 апреля 1928 до января 1929 года – заведующим производственным отделом в Москве. Одновременно с административными должностями он являлся членом бюро партийной организации объединения. Следует отметить, что в объединение «Международная книга» Бармин был направлен лично Молотовым.

Сохранилась характеристика на Бармина этого периода:

«Работает в «Международной книге» долгое время. Знает работу всесторонне. Изучил ее основательно. Энергичный, способный работник. Тактичный, выдержанный, старается теоретически повысить свою квалификацию. Взаимоотношения с товарищами по работе вполне слаженные. 14 сентября 1927 года».

В феврале 1929 года Бармин вновь выезжает за границу. Он работает директором отдела торгпредства СССР в Париже, а затем по совместительству – главным директором по импорту. После жестокой чистки парижской парторганизации советских дипломатических и торговых работников в связи с бегством Беседовского Бармин был рекомендован ЦК ВКП(б) на должность ее секретаря. С апреля 1931 по январь 1932 года он – главный директор торгпредства СССР по импорту в Милане (Италия) и член бюро миланской парторганизации. С января по ноябрь 1932 года Бармин – уполномоченный НКВТ в Брюсселе (Бельгия). Трудно сказать, вел ли в это время наш герой «по совместительству» разведывательную деятельность, однако заметим, что его имя неоднократно всплывало в эмигрантской печати в связи с разоблачениями деятельности советских спецслужб за границей.

С декабря 1932 по декабрь 1933 года Бармин работает заместителем председателя Всесоюзного объединения «Станкоимпорт». В мае 1933 года он ездил с правительственной делегацией И. Боева в Польшу. С декабря 1933 по октябрь 1935 года он – председатель Всесоюзного объединения «Автомотоэкспорт», одновременно Бармин являлся членом бюро парткомов соответствующих парторганизаций. Однако весной 1935 года он получил от коллегии КПК (Комиссии партийного контроля) выговор по партийной линии за то, что его заместитель заключил в Персии «договор с несолидной фирмой по автоэкспорту».

Затем его вновь посылают за рубеж. С декабря 1935 года он – первый секретарь полпредства СССР в Греции, а с конца 1936-го – Генеральный консул СССР в этой стране. В 1937 году Бармина назначают временным поверенным в делах СССР в Афинах.

После получения вызова с требованием срочно вернуться в Москву Бармин становится «невозвращенцем».

Сам Бармин так объясняет причины своего бегства на Запад. После того как в начале 1937 года он побывал в Москве, по возвращении в Грецию в разговоре со своими коллегами по посольству он допустил несколько неосторожных высказываний. Вокруг него якобы сложилась атмосфера подозрительности и недоверия. Работники посольства остерегались вступать с ним в открытое общение, более того, некоторые из них стали просматривать личные документы Бармина, заглядывать в его письменный стол и портфель. Он перестал получать письма от своих друзей из Наркоминдела, ранее присылавшиеся ему с каждой диппочтой. В такой обстановке Бармин пришел к выводу, что готовится его похищение и насильственная отправка в Москву. Он решает бежать, дает телеграмму в НКИД о том, что берет отпуск, а сам немедленно выезжает во Францию.

Дальнейшая эволюция Бармина-«невозвращенца» весьма типична для советских перебежчиков того времени. Начав с защиты подлинного социализма и пройдя период союза с Троцким, он постепенно переходит на позиции антикоммунизма. О парижском троцкистском периоде в жизни Бармина пишет в своей книге «Партия расстрелянных» историк Вадим Роговин:

«После приезда в Париж Бармин сразу же связался с редакцией «Бюллетеня оппозиции». В одном из писем Троцкому Л. Эстрин писала: «Бармин знает очень много о целом ряде лиц, упомянутых на процессах. Он был лично близко связан с Гольцманом, Роммом, Пущиным, был вместе с Рыжим (Пятаковым. – В. Р.) в Берлине и т. д.».

Бармин направил заявление в парижскую комиссию по расследованию московских процессов, в котором сообщал о своем разрыве со сталинским режимом. Отмечая, что, больше чем когда-либо, он остается верным идеалам, служению которым посвятил свою жизнь, Бармин подчеркивал, что «дальнейшее пребывание на службе у сталинского правительства означало бы для меня худшую деморализацию, сделало бы меня соучастником тех преступлений, которые каждый день совершаются над моим народом… Да поможет мой голос общественному мнению понять, что этот режим отрекся от социализма и всякой гуманности».
[1] [2] [3]