ГЛАВА 15

Прежний оптимизм угасал все более. Профессор Сварц снова попыталась связаться с Семеновым, на этот раз звоня ему по домашнему номеру, который дал ей Мясников. Но она опять не смогла разыскать его. Вернувшись в Стокгольм, профессор Сварц снова написала Семенову, она просила, чтобы он как можно скорее принял ее, сообщая, что готова приехать в Москву, в случае его согласия, немедленно. Но она так и не получила ни ответа на письма, ни даже оповещения об их вручении. В мае 1962 года она снова получила приглашение на проводившийся в Москве медицинский съезд. Там она снова встретилась с Мясниковым, «но, когда я попыталась заговорить с ним о Валленберге, он сразу же заявил, что этот вопрос следует решать на дипломатическом уровне и что все дальнейшие разговоры на эту тему между нами неуместны».

Когда посол Сульман в феврале 1961 года передал письмо своего премьер-министра Хрущеву, советский руководитель с очевидным раздражением в голосе ответил, что Советский Союз уже дал Швеции всю имевшуюся у них информацию о Валленберге, к которой ему нечего больше добавить. Никаких других ответов, письменных или устных, от советского руководства в последующие восемнадцать месяцев не поступало. Затем, 17 августа 1962 года, Эрландер вызвал советского посла Федора Гусева, покидавшего свой пост, и зачитал ему энергичное заявление, которое тот должен был передать Хрущеву:

«Как вы понимаете, г-н Посол, сложившееся положение вызывает у меня серьезную озабоченность. Поэтому, когда вы возвратитесь в Москву, я прошу вас доложить о нем Советскому правительству и лично его главе. Говоря об озабоченности, я имею в виду в первую очередь важность этого вопроса для советско-шведских отношений, в дальнейшем развитии которых в гармоническом и дружественном духе вы, как я знаю, в большой мере заинтересованы.

Сущность дела — в факте задержания более семнадцати лет назад советскими войсками шведского дипломата. Вы, конечно, согласитесь со мной, что ни одно правительство, находящееся в подобном положении, не может не требовать, чтобы запросы, которые оно делает на основе информации, которую считает надежной, с должным тщанием противоположной стороной изучались и сопровождались приличествующими ответами».

Эрландер далее разъяснял, что воссоединение близких родственников, разъединенных обстоятельствами, которые они не могут переменить, является ныне общепринятым принципом гуманного поведения. «Этот принцип не только повсеместно принят в теории, — продолжал он, — но все более и более применяется на практике. Я настоятельно призываю ваше правительство а также лично Председателя Совета министров г-на Хрущева, разбирая данное дело, этот принцип не игнорировать. Я прошу вас решить дело положительно и с большой надеждой ожидаю ответа».

Ответа, однако, не последовало. Столь же малоуспешными оказались и многократные попытки профессора Сварц в течение 1962 и 1964 годов возобновить свои контакты с профессором Мясниковым. В середине марта 1964 года советский министр иностранных дел Громыко посетил с визитом Стокгольм, во время которого Эрландер опять потребовал от него ответа и предложил устроить между профессором Сварц и Мясниковым специальную встречу. Через шесть недель, 29 апреля, профессор Сварц получила наконец послание от Мясникова:

«Я пишу вам в связи с новыми сообщениями, касающимися судьбы г-на Валленберга [65], которые появляются ныне в Стокгольме. Меня упоминают в них таким образом, будто я передал вам во время вашего пребывания в Москве в 1961 г. какие-то новые о нем сведения.

Как вы, наверное, вспомните, я говорил вам тогда, что ничего о местонахождении г-на Валленберга не знаю, никогда не слышал его имени и не имею ни малейшего понятия, жив он или нет.

Я посоветовал вам обратиться по этому вопросу в наше Министерство иностранных дел через вашего посла или лично. На ваше требование, чтобы я узнал о судьбе этого лица у главы нашего государства Н. С. Хрущева, чьим врачом вы меня назвали, я ответил вам, что Н. С. Хрущев, как все хорошо знают, находится в абсолютном здравии и что я не являюсь его лечащим врачом.

Благодаря какому-то непостижимому для меня недоразумению, наш с вами короткий разговор (он происходил на немецком языке, которым я не владею свободно) был официальными шведскими кругами истолкован ошибочно» [66].

28 мая 1964 года профессор Сварц написала на это послание подробный ответ. В нем она восстанавливала весь ход январского (происходившего в 1961 году) разговора, как его помнила, и, отвечая на предположения относительно того, что недоразумение, возможно, было вызвано языковыми трудностями, «напомнила ему, что мы оба в ряде разговоров в 1950 году, когда мы впервые встретились, всегда очень хорошо понимали и ответы и вопросы друг друга, что также имело место и во время нашего разговора в январе 1961 года, как и во время многих последующих встреч».

В июле 1965 года профессор Сварц увиделась с Мясниковым в последний раз. В результате еще нескольких шведских представлений между ними была наконец устроена встреча, которая происходила в Москве в присутствии шведского посла Гуннара Ярринга и двоих представителей советского МИДа, один из которых выступал на встрече в качестве переводчика. Ничего нового встреча не принесла. Профессор Сварц придерживалась своей версии происшедшего, в то время как профессор Мясников — своей, добавляя, что в любом случае он не мог знать о деле Валленберга до того, как она упомянула о нем в январе 1961 года, «поскольку он никогда не имел дела с тюрьмами, или с тюремными больницами, или с военнопленными… Более того, он никогда не приглашался советскими властями для лечения иностранных или иных военнопленных и поэтому о Валленберге слышать не мог». Мясников утверждал, кроме того, что в течение январского разговора в 1961 году он сказал «Если бы Валленберг был жив, он, наверное, был бы болен». Он добавил, что, возможно, из-за сделанной им ошибки профессор Сварц неправильно поняла его слова «как утверждение, а не как предположение».

«Он сказал, что разговаривал со мной просто по-человечески и не думал, что я выполняю чье-то официальное или полуофициальное поручение. Если бы он так думал, он бы, естественно, вызвал переводчика, который бы записывал все сказанное…

Спор закончился заключительной декларацией моего собеседника. Он считает вопрос закрытым, поскольку ни одному из нас не удалось добиться от другого желаемого. Я на это ему ответила, что тоже считаю наше дальнейшее продвижение к истине невозможным, раз одно слово противостоит другому» [67].

Через четыре месяца после состоявшейся между профессорами встречи Мясников неожиданно умер. «Ему, должно быть, было чуть больше шестидесяти, — рассказывала мне в 1979 году Наина Сварц. — Признаюсь, я иногда думаю: а действительно ли он умер естественной смертью?» 63 Самое крупное и авторитетное в Швеции научно-медицинское и лечебное учреждение, директором которого продолжительное время являлся Фредрик фон Дардель. Д-р Сварц дружила с семьей фон Дарделей, она же была лечащим врачом Май фон Дардель. 64 В 1979 г. профессор Сварц в разговоре со мной сказала, что, по словам Мясникова, Хрущев был в бешенстве, стучал кулаком по столу и под конец велел ему убираться прочь. 65 Несмотря на то что эти сообщения действительно появлялись в прессе, никакой официальной ссылки на роль профессора Мясникова в деле Валленберга тогда сделано не было. Официальная точка зрения оставалась тайной еще в течение семнадцати месяцев. 66 Текст письма дается в обратном переводе с английского. (Примеч. пер.) 67 Из письменного меморандума, опубликованного в 1965 г. в правительственной Белой книге.
[1] [2]