Воспоминания о Корнее Чуковском (4)

Тогда же Корней Иванович начал изучать английский язык. Делал он это без отрыва от малярного производства - весь пол был исписан английскими словами! К сожалению, учился Корней Иванович по книжке, от которой было оторвано начало, а как раз на этих недостававших в учебнике страницах были изложены правила произношения английских слов! В английском языке слова произносятся не так, как пишутся. Например, глагол "читать" произносится "ту рид", а Корней Иванович произносил его так, как он пишется: "то реад". Слова "я писатель" надо произносить: "Ай эм э райтер", - а Корней Иванович опять-таки произносил их так, как они пишутся: "И ам а вритер". Он скоро научился свободно читать и понимать печатное, но разговаривать с кем-нибудь по-английски он не мог: никто бы его не понял. Так Корней Иванович овладел английским языком поначалу только глазами, зрительно.

И все-таки уже в этот период Корней Иванович одолел и решил те четыре задачи, какие он тогда перед собой поставил. Он жил собственным трудом голодно, но жил. Он вобрал в себя море книг. Он овладел английским языком, неправильно по произношению, но овладел. И, наконец, самое трудное: он сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости. Экстернов экзаменовали необыкновенно придирчиво, чтобы помешать "кухаркиным детям" прорваться к образованию. Им предлагали сверхповышенные задания, от них требовали сверхзнаний, и К. И. Чуковский эти знания обнаружил.

И вот он направляет в большую одесскую газету свою первую статью. Вы думаете, это была репортерская заметка о пожаре на Малой Арнаутской или о крупной краже на Дерибасовской? Рецензия о спектакле? Отчет о заседании? Ничего подобного! Статья называлась "Что такое искусство". И не то самое удивительное, что ее написал почти мальчик, маляр, исключенный из гимназии. Удивительно то, что написал он эту статью хорошо, так, что газета приняла и напечатала ее. Автор, вызванный в редакцию, явился туда, прикрывая большой книгой наиболее зияющую рану на своих штанах. Автора обласкали, предложили дальнейшее сотрудничество. Сказочный гонорар - тринадцать рублей! - сделал его обладателем вполне исправных штанов и, кроме того, надолго обеспечил его пятаками для получения привычного меню: пшенка + хлеб + квас.

Корней Иванович стал работать в газете. Сперва ему поручили английские телеграммы и английскую хронику - вот что значит знать английский язык хотя бы только зрительно! - а затем предложили ему поехать в Лондон в качестве собственного корреспондента газеты "Одесские новости".

И вот Корней Иванович едет в Лондон. С ним его молодая жена - обоим вместе им нет сорока лет. На Корнее Ивановиче широкополая шляпа необыкновенного фасона и размера. Шляпа вызывает веселость у других пассажиров, но сам Корней Иванович очень ею доволен, да и его юной жене шляпа кажется великолепной.

Багаж молодой четы - на редкость тяжелая корзинка - содержит необходимейшие для жизни предметы, в том числе два увесистых российских утюга. Находится в поезде и спутник, приветливый, милый, он не очень понимает "зрительный" английский язык Корнея Ивановича, но улыбается, кивает, хлопает его по плечу. К сожалению, вскоре спутник исчезает, и с ним исчезает также и корзинка с утюгами и прочими бытовыми драгоценностями! Вызванный полисмен, "бобби", не понимает объяснений Корнея Ивановича, но когда тот переходит от устных высказываний к письменным, "бобби" уразумевает все, и украденная корзинка возвращается чете Чуковских.

В Лондоне жизнь идет сперва отлично. Молодые супруги счастливы. Корней Иванович глотает книги и посылает корреспонденции в "Одесские новости", которые аккуратно высылают гонорар. Затем в этой прекрасной схеме нарушается одно звено: супруги все так же счастливы, Корней Иванович все так же читает книги и пишет статьи, но... "Одесские новости" больше денег не шлют!

Нищета на чужбине очень страшная вещь! Чтобы избавить от нее жену, к тому же ожидающую рождения ребенка, Корней Иванович мобилизует все ресурсы и отправляет жену домой, в Россию. Сам он вынужден остаться.

Для него наступают тяжелые дни. Он живет в трущобах, где ютятся безработные, нищие, воры, пьяницы, рахитичные дети. Улица, где он живет, не имеет названия, дом не имеет номера - это настоящее "Подворье разбитых сердец" из романа Диккенса "Крошка Доррит". В каморке Корнея Ивановича непринужденно шмыгают крысы с хвостами длинными и прямыми, как палки. Угля у него нет, есть ему нечего.

Одно прибежище - книги. В библиотеке Британского музея тепло, тихо, чинно. Сосредоточенно читают люди, скрипят по бумаге гусиные перья, еле слышно шуршит песок, которым посыпают написанное (вместо промокашки). Работники библиотеки скоро замечают молодого человека, который с утра до вечера читает, не обращая внимания на звонки, отмечающие время завтрака, чая, обеда. Объясняется он почему-то только письменно, как немой! Заговори он на своем "зрительном" английском языке, никто бы его не понял! Все-таки с ним удается сговориться письменно - пишет он по-английски отлично! - и, узнав, что он русский, ему поручают работу по составлению каталога русских книг. Это работа, это заработок в размере одного шиллинга в день! А в шиллинге содержится двенадцать пенсов, а за шесть пенсов можно съесть ленч! Ленч - нечто среднее между завтраком и обедом.

В это же время Корней Иванович сблизился с одной лондонской семьей. Жена русская, муж англичанин. При встрече муж крепко пожимал Корнею Ивановичу руку и радушно говорил:

- Чрез-вы-чайно!

Это было единственное русское слово, которое он знал!

А затем судьба, видимо, решила улыбнуться Корнею Ивановичу Чуковскому: "Одесские новости" перевели ему четыреста рублей! Это было спасение, возможность уехать на родину, в Россию!

Корней Иванович купил чемодан, фотоаппарат, купил золотые часы с медной цепочкой - на золотую денег не хватило, да и медная, хорошо надраенная, сверкала, как золото. Корней Иванович подарил свою корзину с утюгами трущобным соседям и сел на пароход, отправлявшийся из Кардиффа в Константинополь. Устроил его на этот пароход муж русской дамы. На прощанье англичанин в последний раз пожал руку Корнею Ивановичу и сердечно сказал ему:

- Чрез-вы-чайно!

И Корней Иванович Чуковский отплыл, махая с борта парохода "Гизелла Грэдель" все тою же необыкновенной широкополой шляпой, которую он вывез еще из России.

3. В открытом море

Не подумайте, что речь пойдет здесь о том море, по которому Корней Иванович плыл из Лондона в Россию. Я расскажу, хотя и очень кратко, о том море - политическом, общественном, литературном, - в которое Корней Иванович попал по возвращении на родину. Это был стремительный водоворот революционных событий 1905 года. Революция взбаламутила, "взбулгачила" всю страну из конца в конец, закружила, как пурга, все и всех. Закружились даже и такие люди, которые вовсе не были склонны к этому, как же было не ринуться очертя голову в этот водоворот Корнею Ивановичу Чуковскому с его темпераментом борца, с веселой драчливостью очень молодого человека, с его жизнелюбием и светлым писательским талантом!

На передовой линии тогдашней легальной, то есть незапрещенной, неподпольной, литературы были сатирические журналы. Они выступали против царского произвола, иногда с блеском настоящего таланта. Царское самодержавие в свою очередь боролось с ними и делало это если и без таланта, то со свирепой яростью. Жизнь этих журналов была очень непродолжительной, иные из них, подобно мотылькам, жили только один день: очень часто запрещался и изымался уже первый номер журнала. А были и такие, которым вовсе не удавалось родиться: полиция делала налет на типографию, конфисковывала готовый тираж, рассыпала набор. Мотыльковый век был и у редакторов: один-два номера выпустил - и пожалуйте в тюрьму. Так был арестован и К. И. Чуковский, выпускавший один из самых ярких, остросатирических журналов "Сигнал".

В последующие годы Корней Иванович много работал в газетах и журналах, главным образом как литературный критик.

В это время выявилась одна драгоценная черта его творчества: он никогда не уходит от затронутого им вопроса, он все снова и снова возвращается к нему. Так, начав еще до революции переводить классиков зарубежной литературы, Корней Иванович работает в области перевода и сегодня: еще недавно он дал превосходный стихотворный перевод комедии Шекспира "Напрасные усилия любви". Мало того - он все годы разрабатывал в статьях и книгах вопросы художественного перевода, громя со свойственной ему пламенной яростью плохие, ремесленные переводы, поощряя и поднимая хорошие. Другой пример. Еще до революции К. И. Чуковский начал изучать язык детей. Сперва это были статьи в газетах, потом появилась первая книжечка "От двух до пяти". Книжечка эта переиздавалась множество раз, но никогда это не были простые переиздания: каждый раз Корней Иванович переписывал книжку заново, все увеличивая ее материал, все углубляя вопрос. Последнее издание этой книжки - интереснейший, ценнейший труд, один из немногих, имеющихся в этой области.

Более сорока лет своей жизни посвятил К. И. Чуковский изучению творчества Н. А. Некрасова. Этот величайший поэт русского народного горя недаром называл свою поэзию "кнутом иссеченная муза": из всех поэтов, изуродованных царской цензурой, Некрасов был, может быть, одним из самых изуродованных. В дореволюционных изданиях сочинений Некрасова недоставало огромных кусков, варварски вырванных цензурой из его текста. Многие места были изменены, искажены рукой самого Некрасова, пытавшегося протиснуть свои произведения хотя бы в таком искалеченном виде. Путем кропотливых, упорных поисков и талантливых находок, сличения текстов, сопоставления их Корней Иванович открыл нам подлинного Некрасова - его творчество, его жизнь, его эпоху. И сейчас он не оставляет этой работы, не успокаивается на написанных им четырех книгах о Некрасове и многих статьях о нем. А сколько литературоведов, пойдя по этому пути, открытому К. И. Чуковским, продолжили и расширили эту работу!

Судьба подарила К. И. Чуковскому радость общения с целым рядом замечательных людей - А. М. Горьким, И. Е. Репиным, В. В. Маяковским. Это богатство попало в хорошие руки. Корней Иванович ничего не забыл, он все помнит, и его воспоминания об этих людях, частично уже напечатанные, частично подготовляемые им для печати, сохранят эту дорогую память для будущих поколений.

Нужно ли, говоря с советскими детьми о К. И. Чуковском, рассказывать подробно о том, что им написано и сделано? "Крокодил", "Мойдодыр", "Доктор Айболит", "Муха-Цокотуха" и многие другие прекрасные книжки хорошо известны миллионам советских ребят и неизменно любимы ими.

Если бы я захотела перечислить только одни фамилии тех молодых начинающих писателей, которым К. И. Чуковский помог войти в литературу, о которых он всегда помнил и отечески нежно и деликатно заботился и заботится, то это заняло бы целую страницу. Я и так не рассказала и одной десятой того, что сделал человек - поэт и прозаик, критик, литературовед, автор замечательных исследований и воспоминаний, переводчик, писатель, которого считают своим и взрослые, и дети, потому что он друг и взрослых, и детей.

1957

Ю. Тынянов

КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ

1

На политипажных картинах к детским книжкам пятидесятых - семидесятых годов XIX века можно было увидеть странных детей: в костюмах взрослых, с непропорционально большими головами, лилипуты, карлики жмутся к коленям матерей. Улыбки их томные, глаза опущены. Таких детей не было и в пятидесятых годах, но детский возраст, видимо, еще не был открыт в тогдашней детской литературе.

Незачем, впрочем, вспоминать о таком далеком времени. Детская литература, в которой не было детей, а были только лилипуты, - явление не такого уж давнего прошлого.

Дореволюционная детская поэзия отбирала из всего мира небольшие предметы в тогдашних игрушечных магазинах, самые мелкие подробности природы: снежинки, росинки, - как будто детям предстояло всю жизнь прожить в тюремном заключении, называемом детской, и иногда только глядеть в окна, покрытые этими снежинками, росинками, мелочью природы.
[1] [2] [3] [4]