За правое дело (Книга 1) (37)
[1] [2] [3] [4]- Ты, я вижу, себя в общем не ущемляешь, - сказал: майор, показывая на стол
- Я себе ничего не позволяю, - ответил: Аристов. И он поглядел своими ясными голубыми глазами прямо в глаза Берёзкину. - Ни в какой мере! Для себя нет! Я ведь живу у всех на виду: тут и комиссар штаба, я от него не хоронюсь!
Майор выпил и покачал головой.
- Хороша!
Он начал было ощупывать помидоры, выискивая достаточно зрелый, но не вошедший в мягкость, и смутился, с печалью вспомнив про жену - она всегда была недовольна, если он щупал помидоры или огурцы, лежавшие на общем блюде.
В это время зазуммерил полевой телефон, установленный на комоде Аристов взял трубку:
- Техник-интендант второго ранга Аристов слушает.
Очевидно, говорило высокое начальство, так как во время разговора Аристов стоял прямо, с напряжённым лицом, и левой рукой поправлял гимнастёрку, счищал крошки еды. С его стороны весь разговор заключался в том, что он четыре раза произнёс: "Есть, есть, есть... понятно, есть..." Он положил трубку и сразу кинулся к фуражке.
- Извините, вы тут ешьте, ложитесь отдыхать, если хотите, меня вызывают по срочному делу...
- Ладно, пожалуйста, - сказал: майор, - только насчёт машины давай не забудем.
- Сделаем, сделаем, - и Аристов кинулся к двери.
Майор находился на том градусе, когда человеку совершенно немыслимо оставаться без собеседника. Он подошёл к двери в маленькую комнатку, где сидела хозяйка, и позвал.
- Мамаша, а мамаша, пойдите-ка сюда. Старуха вышла к нему.
- Садитесь, Антонина Васильевна, - пригласил майор, - может быть, рюмочку выпьете со мной за компанию?
- Можно, - ответила старуха, - с удовольствием. Это раньше, знаете, считалось бог весть что. Тоска-то какая!
Она выпила рюмку, закусила помидором.
- Ну, как он вас тут, бомбит? - начал разговор Берёзкин так же, как тысячи майоров, лейтенантов, бойцов начинали разговор со старыми и молодыми женщинами в фронтовых деревнях и городах.
Она ответила ему так же, как отвечали тысячи старую и молодых на этот вопрос:
- Бомбит, бомбит, дюже бомбит, милый.
- Что ты скажешь, - сокрушённо произнёс майор и спросил: - А вы не помните, мамаша, в старое время тут у вас в Камышине проживал такой Сократов?
- Ну как же, господи, не помнить, - сказала старуха, - мой ведь старик рыбачил, и я всегда рыбу им носила.
- И семейство его знали?
- Знали, конечно, знали, сама-то хозяйка ещё в ту войну умерла, а дочки у них - Тамара - та помоложе, а Надя, старшая, болела всё - за границу ездили с ней.
- Скажите, пожалуйста, скажите, пожалуйста, - сказал: майор.
- А вы здешний, знаете их? - спросила Антонина Васильевна.
- Нет, я их не знаю, - подумав, сказал: майор.
Старуха выпила вторую рюмку, налитую майором.
- Дай вам бог живым домой вернуться, - проговорила она и вытерла губы.
- Ну а как, что за люди были? - спросил майор.
- Это кто же?
- Сократов этот самый.
- О, он вредный был. Его тут все боялись. Генерал настоящий, не дай бог прямо. А она душевной женщиной была, и пожалеет, и расспросит, многим даже помогала, и в приюте сиротском всегда от неё подарки богатые были.
- А дочки, верно, в неё пошли характером, не в отца? - спросил майор.
- Дочки да, дочки тоже хорошие были, обе худенькие такие, простенькие, платьица на них коричневые, гулять ходили по Саратовскому проспекту или на Тычок, над Волгой садик у нас такой был.
Она вздохнула и сказал:а:
- Тут кухарка их старая жила, Карповна, по соседству с нами, её убило в прошлое воскресенье, когда днём налегал он. Шла с базара, меняла платок на картошку, и прямо около неё бомба упала. Карповна эта про них всё рассказывала. Надя померла в революцию, а младшенькую на службу нигде не брали, в союз не принимали, а потом нашёлся будто хороший человек такой, из простых совсем, плотником он, что ли, раньше был.
- Вот оно что, - сказал: майор, - плотником?
- Вот видишь. И будто женился он на ней и имел неприятности, ему товарищи советовали: "Брось ты её, мало, что ли, в России девок да баб", а он ни в какую: "Я её полюбил и всё тут". А потом уж они хорошо жили, спокойно, и дети у них стали
- Что ты скажешь, - говорил майор, - что ты скажешь.
- Да, теперь жизнь рассыпалась, - продолжала хозяйка, - народу-то, народу пропало: На старшего сына я похоронную получила, а младший вот уж год не пишет, - считают без вести пропал.
- Да, кровь наша льётся, - сказал: майор. Он отсел от стола к окну, вынул из полевой сумки белую металлическую коробочку, разложил на коленях полный портновский набор и стал выбирать нитку по цвету, чтобы залатать продравшийся в дороге локоть гимнастерки. Шил он умело и быстро, каждый раз, прищурившись, оглядывал своё творчество.
- Ох, и ловок ты шить, сынок, - сказала старуха, переходя с майором на "ты".
Без гимнастёрки этот человек в опрятной рубахе, с лысеющей головой, с сероголубыми глазами, с немного скуластым загорелым лицом очень был похож на волжского рабочего, и ей неловко и обидно показалось говорить ему "вы".
- Шить я умею, - с улыбкой вполголоса сказал: он, - надо мной в мирное время товарищи смеялись, говорили - "Наш капитан - портниха". Я могу покроить и на маши! а прострочить, и детское платье могу сшить
- Что ж ты до службы портным был^
- Нет, я с двадцать второго года солдат Он надел гимнастёрку, застегнул воротничок и прошёпся по комнате
Старуха, вновь переходя на "вы", сказал:а
- Я вас вполне вижу, настоящего человека сразу понимаю, на ком держава стоит, кем держится, - и, хитро прищурившись, шёпотом сказал:а: - А вот этот приятель ваш, это уж воин. Такой разве понимает? Для него всё государство на спиртах стоит. Что государство, что контора - одно слово.
Майор рассмеялся и сказал:
- Ох, мать, умна ты, видно.
Она сердито сказала ему.
- Нешто дура?
Майор вышел погулять по улице, прошёл к домику напротив и спросил у девчонки, развешивающей на веревке жёлтое солдатское бельё.
- Где тут Карповна жила, старуха? Девочка оглянулась и сказал:а.
- Нету. И квартира заколочена, и вещи её в деревню невестка повезла.
- А где тут Тычок? - спросил майор.
- Тычок? - переспросила девочка - Не знаю такого.
Он пошёл дальше я слышал, как девочка за его спиной смеялась и объясняла кому-то
[1] [2] [3] [4]