(14)

Луна выкатилась из-за гор, и я направился домой. Не хочу я иметь дела с луной, чтобы снова не овладели мною темные инстинкты и не захотелось мне умереть или задушить Вас, мой господин.

А по возвращении в мой опустевший дом – что еще оставалось мне делать? Я налил себе того самого коньяка, что принес мой брат, включил телевизор и, сидя в потемках, смотрел, как ловкие, атлетически сложенные сыщики гоняются с пистолетами за каким-то преступником где-то на Гавайях, в Америке…

Но сердце мое было не на месте: что мне до восстановления справедливости на Гавайях? В самый разгар стрельбы, трюков, погони я встал и оставил их. Не надо доставлять мне удовольствия. Пусть себе мелькают в темноте. Вместо этого я вышел на балкон поглядеть, все ли еще стоит земля на своем месте и по-прежнему ли подвешена на серебряных нитях луна – несмотря на подлость, которая совершена в Израиле? Прохожие шли по тротуару, каждый своим путем – к себе домой, к своей жене, к своим детям. И взгляд мой провожал их тени: а вдруг найдется и для меня место, куда снесу я свой позор?

Наконец, улица опустела, я вернулся в комнату и увидел, что тем временем на Гавайях все устроилось. Может, и я возьму свою дочурку и отправлюсь жить на Гавайи?

Я сижу в кухне, предо мною – ее передник на крючке, я считаю шаги соседей за стеной, а также наверху, долго перелистываю Книгу Псалмов, ища утешения. Хотя более всего пристало бы мне сейчас читать Книгу Иова. Почему обуяла меня гордыня? Почему женился я на женщине из высшего общества? Зачем замахнулся на то, что мне не по росту?

Усталыми, измученными глазами вчитываюсь я в написанное: «Да устыдятся и посрамлены будут ищущие души моей; да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие мне зло. Да будет путь их темен и скользок, ибо они без вины уготовили мне яму, скрыв ее своими сетями, без вины подкапывались они под душу мою. Справедливость Твоя, как горы Божьи, и суды Твои – бездна великая…» И так далее…

Что пользы мне от стихов этих, когда сердце мое умерло во мне? Сделанного не воротишь, и того, что искривлено, мне не выпрямить. Мне – позор, а не тем, кто ищет душу мою. Оставлен, словно одинокий тамариск в степи. Путь мой труден, застилает его тьма, а ты на свой мир глядишь с улыбкой. Отчего это так? Велика пропасть меж нами. В чем согрешил я перед Вами, господин мой? И что пользы Урии Хеттеянину, погубленному мужу Бат-Шевы, от того, что в конце концов царь Давид был слегка наказан за то, что отобрал у него жену? И даже теперь, спустя три тысячи лет, мы со священным чувством все еще читаем псалмопевца Давида, сына Ишая, а причитания Урии и не прозвучали никогда. Хотя, быть может, и слышали их во время оно, а потом они забылись, и даже память о них изгладилась? Всевышний предпочел Авеля и дар его, а на Каина и на дар его внимания не обратил. И каков же удел Авеля? Авель умер, а Каин живет и существует, и «каинова печать», которой отметил его Господь, обеспечила Каину неприкосновенность, и ничто уже не мешает ему разбогатеть, прославиться, вкусить любых удовольствий.

Я встаю и начинаю ходить по комнате. Открываю шкаф, и вот предо мною – ее платья, иду в ванную умыть лицо, а там – ее косметика. Прохожу мимо детской – оттуда глядит на меня медвежонок. Этот тот самый мишка, которого привез ваш сын на праздник Песах девочке в подарок. Вернете ли Вы мне дочь, господин мой?

К чему мне умолять Вас? Земля – в руках нечестивых. Вы – соль земли, вам – и богатство, вам – и мудрость, и правосудие, а мы – прах под ногами вашими. Вы – священники, вы – левиты, те, кому предназначено служить во Храме, а мы – водоносы. Вы – слава Израиля, а мы – толпа, мы – сброд. Вас избрал Он, вас освятил Он как сынов Благодати Божьей, а мы – пасынки. Вам даны и почести, и слава, и прекрасный рост, весь мир поклоняется вам, а нам – и душа низменная, и рост низкий, и разница между нами и арабами – не шире волоса. Возможно, нам следует быть благодарными за выпавшую на нашу долю честь: быть для вас дровосеками, стыдливо подбирать объедки вашей роскошной трапезы, жить в домах, которые вам самим уже надоели, делать за вас работу, которая вам кажется омерзительной, – особенно это относится к строительству Эрец-Исраэль. И иногда – жениться на ваших разведенных женах, которых вы выбрасываете на помойку, снисходительно позволяя нам испить из колодца, в который вы плюнули, и попытаться усвоить ваши обычаи и нормы поведения, дабы снискать милость и благоволение в глазах ваших.

Да будет известно Вам, что такой человек, как я, простой еврей, одни из многих, готов простить и забыть о грехах Ваших. Но – не сейчас, господин мой, а лишь тогда, когда к Вам перейдет чаша сия. После того, как покаетесь в грехах и скажете: «Мы виноваты. Мы предали». После того, как свернете с пути зла и вновь станете служить нашей Стране, вместо того, чтобы, заботясь только о себе и доме своем, разрушать ее, да к тому же еще позорить перед всем миром клеветой и злословием. Ваша всемирная известность и дешевая слава не стоят в моих глазах и чесночной шелухи: Вы опозорили доброе имя Израиля в книге, написанной для иноверцев. Я этой книги не читал и читать не собираюсь, с меня достаточно и того, что было написано о ней в вечерней газете «Маарив». «Сионистское безумие!» Как вы могли? Как не дрогнула рука? Да еще по-английски! На радость ненавистникам нашим!

Когда в юности я жил в Париже, мне пришлось работать официантом – и некоторые из моих клиентов, включая и евреев, ошибочно принимали меня за маленького арабчонка и, бывало, звали Ахмедом. И это после всего того, что причинили нам арабы. И вот я репатриировался в Эрец-Исраэль, исполненный веры, что здесь – мы все братья, и Мессия придет царствовать над нами. Как же приняла эта земля молодого человека, идеалиста, прибывшего сюда, к Вашему сведению, прямиком из Сорбонны? Строительный рабочий. Ночной сторож. Кассир в кино. Привратник. Короче – лисий хвост. Абсолютный осел во все дни жизни своей, а сейчас, по Вашей милости, господин профессор, – осел-рогоносец, если вы в состоянии вообразить себе, как выглядит подобное животное. Или пес, у которого отобрали кость, которую он нашел под столом…

А я – то необдуманно поспешил сказать: «Почему бы нет?» Почему бы мне не взять под свое крыло и сына его? Он бросил, а я подберу. Он растоптал, а я взращу. Буду сыну вашему и отцом, и наставником – воздам таким путем добром за совершенное зло, спасу одну из душ народа Израиля, а быть может, – и две. Я был простодушен. Или глуп. Верно, что у нас сказано: «Блаженны те, чей путь непорочен». И еще: «Хранит Господь непорочных». Но кажется мне, что эти изречения нельзя понимать буквально. Тот, кто писал их, подразумевал не Сомо, а кого-нибудь получше. «Путь нечестивых успешен». «Страна отдана в руки нечестивых». Вот они, актуальные изречения. И я приемлю приговор. Только верните мне мою девочку. На нее у тебя нет прав.

И вообще, какие у вас права? Героя войны? Даже легкомысленные сыновья Цруи, даже нечестивый царь Ахав, о которых повествует Священное Писание, даже они были на войне великими героями. А в промежутках между войнами что сделали вы с нашей страной? Изгадили ее? Продали за чечевичную похлебку? Съели ее без соли?
[1] [2] [3] [4]