Прорыв (8)

Этого раньше никогда не бывало -- ему не захотели дать Иерусалима. Телефонистка сказала, что не знает, где он находится.

-- А Лондон вы знаете где?! -- зарычал Наум. -- Соедините меня с Лондоном "коллект". -- И дал телефон Дэвида Флойда из газеты "Санди телеграф". До этого он ни разу не связывался с ним, знал только, по сообщению Дова, что Дэвид Флойд -- не "левый". И знает русский язык. Быстро передал Дэвиду Флойду о том, что произошло в Ленинграде. Сам факт Дэвиду Флойду был известен. О мотивах несостоявшегося захвата услышал впервые.

-- Я хотел бы быть в курсе вашей личной судьбы, -- прозвучал из Лондона суховатый голос.

-- В свете того, во что выльется будущий процесс, моя судьба никакого значения не имеет.

-- По натуре вы пессимист, Наум?

-- Я известный Оптимистенко, господин Дэвид Флойд. До свидания!

Заснуть в эту ночь он не мог. Ворочался с боку на бок. Вставал. Но оказалось, не спит и жена.

-- Муха, -- наконец, решилась она. -- Зачем нам Израиль?

-- Что-о?

-- Там, наверное, даже грибов нет!

Наум стремительно сел, обхватив руками ноги в полотняных кальсонах со штрипками.

-- Как так грибов нет? Спросим у Дова... Если грибов нет, тебе действительно, ехать незачем...

-- А ты?

-- Я поеду один. Или женюсь на Геуле.

-- На Ге-у-ле? -- Нонка приподняла завитую, в белых пластмассовых "бигуди" голову над подушкой. -- Геула -- солдат в юбке. Фельдфебель-парашютист. Ты ляжешь в кровать с фельдфебелем? -- Упала на подушку и вдруг заплакала горько: -- Муха, я злая нехорошая женщина!.. -- Наум обнял жену.-Успокойся. В Израиле есть грибы... Боишься? -- спросил он, когда жена приткнулась к его груди вспотевшим лбом.

-- Хорошенькое дело! Ты что, не знаешь, где мы живем? Один такой самолетик, и евреи поедут по сталинскому маршруту. А то и далее...

Предвиденье Нонки, казалось, начало подтверждаться. Однажды утром зазвенела междугородняя. Науму со сна показалось, на него наезжает, сшибая, черная "Волга". Он схватил трубку, вытирая рукавом пижамы взмокшее лицо. Вызывала Рига. В телефоне послышался тихий девичий голосок. -- Говорит Рут Александрович*!.. У нас в гостях Марик Шмон ! Собирается к вам...

В квартире Наума ванна была с газовой колонкой. Вскоре она стала черной от сажи. А бумаг не убавлялось. На другой день из квартиры Наума начал просачиваться на лестницу дым, и кто-то вызвал пожарных.

-- У вас горит?! -- взмокший пожарник в черной каске всунул голову в коридор. -- Нет ?

-- Мы горим без дыма!

-- Тьфу! -- пожарник помчался дальше.

Утром Наума вызвали в ОВИР. В ОВИРе было пусто, как в сарае. Давненько такого не видали...

-- А вы, случайно, не раздумали ехать? -- спросил его затурканный и незлой капитан МВД Золотухин, армейский щеголь, которого евреи называли "Золотухес"... Нет? Странно! А многие, знаете, передумали... Я бы, признаться, при вашей зарплате... И квартира у вас своя... Он взглянул на Наума в нерешительности: сказать или нет, чтоб забирал свои бумаги и бежал, куда глаза глядят? Приближается такая туча! Мало ваших резали, что ли?!

Наум понимал его безмолвные предупреждения и знал, почему "золотухес" говорит с ним доверительно, как со своим. Тот прочитал в анкете Наума, что Наум когда-то чинил в судебной экспертизе Московского уголовного розыска приборы. Числился там на подставке. А коль работал, пусть недолго, в системе МВД, значит, человек свой. А своему надо пособить... Очень хотел помочь Золотухин этому длинному лысоватому инженеру со смешинкой в глазах, да не решился. Сказал только, вынув расческу и подправив ею свой и без того безукоризненный пробор:

-- Вот, знаете, две загадки мучают меня. Снежный человек и евреи. Наука бессильна объяснить... Что? Новая характеристика нужна с места работы? Зачем?.. Мы, знаете, МВД, а не КГБ. Могу сказать вам по величайшему секрету: мы не ведаем ни хрена...

В "треугольнике" Электролампового завода с Наумом говорили, как на следствии: -- Гур Наум Иосифович, по национальности еврей, 1922 года рождения, ранее не судим... давно ли вы хотите ехать в Израиль?

-- С детства! Это голубая мечта всей моей жизни!

-- Допустим... Но хочет ли ехать ваша жена?

-- Моя жена поедет со мной хоть в Гану, хоть в Уганду!

На другой день вызвали Нонну.

-- Садитесь... Куда вы собираетесь ехать? Не поняли мы -- в Уганду, Гану или еще куда?

-- Я никуда не собираюсь! -- выпалила испуганная Нонка.

-- Ага! Значит, ваш муж нас дезинформирует... -- И со всех сторон в три голоса: -- Он вас принуждает ехать?!

Но Нонка уже справилась с собой. -- А что вы вмешиваетесь в наши семейные дела? Может, я хочу поглядеть крокодилов в Уганде! В России крокодилов нет!..

-- Ну-ну, -- раздраженно произнесли из угла, где стояло в пыльном клеенчатом чехле переходящее знамя ЦК партии, врученное лучшему заводу. -Уезжайте к своим крокодилам. Но вашего ребенка мы заберем. По суду. Не дадим его губить.

Нонку точно подбросило со стула. Об этом давно думала с ужасом. От них всего можно ожидать. Сказала, как по писаному: -- При попытке воздействия на моего ребенка я немедленно обращусь в ООН! Человеколюбы! Не стыдно вам?.. -И ушла, вся в красных пятнах.

Но ночь приносит свои сомнения. Все те же. -- Муха, у тебя на войне была жуткая профессия. Жечь танки. Но тогда ты таскал за собой... эту... как ее звали?.. "Сороконожка", то есть "сорокопятка...", о которой ты писал, как о возлюбленной. Но сейчас ты с голыми руками... Муха, да проснись ты!.. Это же безумие -- кидаться на танк с голыми руками... Ну, я, ладно, а Дина?.. Ее же упрячут в "детприемник". Как когда-то Яшу с Сергуней... Ну, скажи мне, кто заставляет тебя биться головой о железную стенку?

-- Манефа! -- ответил сквозь дрему Наум. Он проснулся от тарахтения будильника и сразу вспомнил ночной разговор с женой. Манефа!

Спасибо Манефе, он давно перестал быть чучелом с тремя орденами "Славы", "солдатскими Георгиями", как их называла армейская многотиражка. Услужила бабеха!

Это было сразу после войны. Вернулся из армии отец. Почти тогда же отпустили домой и его, Наума. В руке осколки остались, а так целый...В институте, куда его приняли, как фронтовика, вне конкурса, семинары по марксизму-ленинизму вела Манефа Ивановна Горбунова, дама в теле и с орденом "Знак Почета". Однажды она спросила Наума на занятии, как он относится к Канту. Наум ответил, что он к Канту никак не относится, так как Канта не читал. Манефа Ивановна подняла в удивлении свои пшеничные брови. -- Но вы же читали, что говорил Ленин о Канте? -- воскликнула она, готовясь, видно, распушить ленивца, который не заглянул в Ленина.

Наум, сидевший на задней скамье, привстал и произнес неслыханное:

-- Но вы спрашиваете мое мнение, а не мнение Ленина.

Манефа онемела и вдруг завопила на всю аудиторию: -- Троцкист!

Как он не вылетел из института?! Ордена помогли, а то бы загремел.

Да, скорее всего, не пьяный уличный антисемитизм, даже не погромная блевотина "Правды" о космополитах, а именно это столкновение Наума Гура, по складу ума -- логика, исследователя, с принципиально алогичной системой мышления потрясло его до основания. Тем более, что Манефу поддержали и вся кафедра марксизма-ленинизма, и ректорат, влепивший студенту Гуру "строгача".

Через два года арестовали отца, затем Дова. Было о чем поразмышлять... Нет, никуда он уезжать не собирался, ни в Польшу, ни тем более в Палестину. Чего он там потерял, "под знойным небом Палестины-- Аргентины"? Жалко было Гулю до слез, когда ее взяли. Да и Дова, загремевшего вторично. Душа болела...Боль эта ощущалась им физически остро, как некогда рана от снарядного осколка, и нашла выход неожиданный.
[1] [2] [3] [4]