Глава 6

Еврейские кварталы, занимающие не более десятой части города, населяли благочестивые евреи, жившие в ужасающей бедности на пожертвования единоверцев. Сафед был центром Кабалы, еврейского мистического учения Старики проводили все свои дни над священными книгами и в молитве; их внешний вид был таким же красочным как и вид самого города. Они брели вдоль рядов лавчонок, одетые в чужеземные восточные одежды и в жалкие остатки некогда роскошных шелковых нарядов. Это был тихий и миролюбивый народ, и именно поэтому кабалисты Сафеда натерпелись больше других в дни погромов, спровоцированных иерусалимским муфтием: они меньше всего могли постоять за себя.

История этих евреев - одно из наиболее ярких свидетельств беспрерывного пребывания евреев в Святой земле. Крестоносцы изгнали евреев, но после разгроме крестоносцев кабалисты вернулись в Сафед и с тех пор и живут здесь из поколения в поколение. На кладбище имеются могилы великих ученых Кабалы, которым уже четыре или пять столетий. Все кабалисты верят, что кто похоронен в Сафеде, тот отправляется прямо в Ган-Эден - в рай, - до того воздух в Сафеде чист.

Сатерлэнд никогда не уставал ходить по кривым улочкам, где на каждом шагу попадались маленькие синагоги наблюдать за прохожими и знакомиться с фольклором и легендами о раввинах, а то и с самой кабалой.

Арабская часть города состояла из обычных покосившихся лачуг, каких полно в каждом арабском селении. Но чудесный климат и живописная местность привлекали многих феодалов, которые построили себе в городе просторные великолепные дома. Подобно тому, как гора Канаан была застроена особняками состоятельных евреев, так и в самом Сафаде проживало много богатых арабов. У Сатерлэнда были друзья и тут, и там.

Подтверждая пресловутый арабский талант строить на чужих руинах, в арабских кварталах Сафеда сохранились остатки средневековых зданий, приспособленных к современным нуждам и под жилье. Самым великолепным архитектурным памятником была мечеть дочерей Иакова, построенная на развалинах монастыря крестоносцев из Венгрии.

Жемчужиной Сафеда был Акрополь. Извилистые тропы, взбиравшиеся на самую вершину, вели мимо древней крепости Храмовников и развалин еврейского форта. С этой вершины, заросшей хвойным лесом и ковром полевых цветов, открывался великолепный вид от Генисаретского моря на юге до долины Хулы на севере, между которыми извивалась река Иордан. На самом горизонте вздымался Хермон, а на западе, по ту сторону Мерена, были видны все горы и долины Галилеи.

Раз в год евреи поднимались на эту гору, чтобы зажечь там костер. Этот сигнал передавался затем с одной вершины на другую в знак того, что наступил Новый Год. Когда еще не было календарей, наступление Великих праздников высчитывалось главными раввинами, а костры, которые зажигались - сначала на вершине горы в Иерусалиме, затем на горе Табор, на горе Гильбоа, в Сафеде оповещали всех евреев, вплоть до тех, кто проживал в вавилонском плену, о наступлении Нового Года.

Единственным диссонансом на этом чудесном и живописнейшем фоне был Таггартов форт - огромная, неуклюжая бетонная крепость, расположенная за городом у шоссе, поднимающегося на гору Канаан. Крепость была хорошо видна из особняка Сатерлэнда.

Сатерлэнд путешествовал по северу страны: к Тель-Хацору, вдоль границы с Ливаном - к могиле Эсфири у Форт-Эстер, к могиле Исуса Навина у Абу-Йеши, и так он случайно забрел и в Ган-Дафну. Он быстро сдружился с доктором Либерманом и с Китти Фрэмонт. Оба - Сатерлэнд и Китти - были рады возобновить старое знакомство еще с Кипра. Вскоре Сатерлэнд стал заправским покровителем детей и находил в этом огромное удовлетворение. Китти частенько ездила к нему в гости и всегда привозила c собой детей, перенесших особо тяжелые душевные травмы. Очень скоро между Китти и Сатерлэндом установилась крепкая дружба.

Однажды днем Сатерлэнд вернулся из Ган-Дафны и, к немалому удивлению, застал дома своего бывшего адъютанта, майора Фреда Колдуэлла.

- Давно в Палестине, Фредди?

- Да вот, недавно приехал.

- А служите где?

- В штабе в Иерусалиме. В контрразведке. Моя функция - связь с Си-Ай-Ди. У нас там идет реорганизация. Похоже, что некоторые из наших ребят сотрудничали с Хаганой и даже с Маккавеями; можете представить?

Сатерлэнд мог себе представить это очень хорошо.

- Впрочем, сэр, я приехал к вам не только затем, чтобы засвидетельствовать свое почтение, хотя я, конечно намеревался побывать у вас и справиться о вашем здоровье. Генерал Хэвн-Херст поручил мне снестись с вами лично, так как мы с вами вместе работали в прошлом.

- Вот как!

- Как вам, вероятно, известно, мы проводим операцию "Глушь" по эвакуации из Палестины всех англичан, без которых можно обойтись.

- Да, я слышал, только при мне ее называли операцией "Чушь", - ответил Сатерлэнд.

Фредди вежливо улыбнулся каламбуру и прочистил горло.

- Генерал Хэвн-Херст просил меня узнать, какие вас планы?

У меня нет никаких планов. Я тут дома и никуда отсюда ехать не собираюсь.

Фредди нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

- Может быть, я выразился недостаточно ясно. Генерал Хэвн-Херст велел передать вам, что когда все лишние англичане покинут страну, он не сможет больше отвечать за вашу безопасность. Если вы останетесь, это может причинить нам хлопоты.

За словами Колдуэлла явно скрывалось и нечто другое: Хэвн-Херсту были хорошо известны симпатии Сатерлэнда, и он боялся, как бы Сатерлэнд не начал сотрудничать с Хаганой. По сути дела, он просто предлагал Сатерлэнду убраться из Палестины.

- Передайте генералу Хэвн-Херсту, что я ему весьма благодарен за заботу и что мне совершенно ясна его позиция в этом вопросе. Фредди собирался настаивать, но Сатерлэнд поднялся, поблагодарил Колдуэлла за визит и проводил его к крыльцу, где в штабной машине ждал сержант. Он следил глазами за машиной, спускавшейся по шоссе в сторону Таггартова форта. Как всегда, Фредди и на этот раз не справился с поручением: уж очень неуклюже он передал предостережение Хэвн-Херста.

Сатерлэнд вернулся в дом и принялся обдумывать все это. Ему, конечно, угрожала опасность. Маккавеи очень легко могли придраться к английскому генералу в отставке, у которого вдобавок были друзья среди арабов. Хотя он и жил на горе Канаан один, все же Маккавеи дважды подумают, прежде чем решатся убрать его. Хаганы бояться было нечего. Он поддерживал связь с этими людьми и знал, что они не только осуждают террор, но и действительно к нему не прибегают. С другой стороны, трудно сказать, что предпримет Хуссейни. У Сатерлэнда было много друзей среди евреев; некоторые из них вполне могли быть Маккавеями, а Сатерлэнд мог об этом не знать.

Брус Сатерлэнд вышел в парк. Ранние розы цвели вовсю. Он посмотрел вниз на Сафед. Он нашел здесь покой и умиротворение. Не стало кошмаров. Нет, он не уедет отсюда- ни завтра, ни вообще никогда.

Уехав от Сатерлэнда, Колдуэлл завернул в Таггартов форт. За стенами казарм и служебных помещений, во внутреннем дворе находился учебный плац, тут же была и стоянка для машин. Его встретили и велели зайти в Си-Ай-Ди.

- Вы думаете вернуться в Иерусалим еще сегодня, майор Колдуэлл? - спросил инспектор Си-Ай-Ди. Фредди взглянул на часы.

- Да. Если я сейчас выеду, то доеду засветло.

- Очень хорошо. У меня тут один еврей, которого мне надо он отправить в Иерусалим на допрос. Маккавей... опасный тип. Не исключена возможность, что Маккавеям известно, что он у нас. Может быть, они даже устроят засаду, если мы его отправим под конвоем. Будет лучше, если вы заберете его с собой.

- С удовольствием возьму.

- Приведите жиденка.

Два солдата втащили в кабинет мальчика лет четырнадцати-пятнадцати, связанного по рукам и ногам. Во рту у него торчал кляп, а его разбитое в кровь лицо свидетельствовало о том, что Си-Ай-Ди уже успело подвергнуть его допросу "с пристрастием". Инспектор подошел к арестованному.

- Да вот, недавно приехал.

- Вы не смотрите на ангельское выражение лица Бен Соломона. Это очень опасная тварь.

- Бен Соломон? Бен Соломон? Что-то не припомню такого имени.
[1] [2] [3] [4]