Натанович. Дневники 1941-1946 годов (31)

[1] [2] [3] [4]

21.05.1945

Пусть я выпил изрядно ... два часа ночи ... пускай. Стихи не пишутся, любовь не дается, а на подлость и проституцию сердце не бьется. Сейчас я пьян и голова тяжела, но мысли трезвые не хотят покидать мой ум.

В третий раз прихожу сегодня к немке по имени Ильза, она не уродина. Но напишу завтра - все отяжелело, и мысли и голова.

24.05.1945

За эти дни, что я не писал, в жизни моей произошли важные, интересные события. Много они принесли мне радости, немало разочарований и переживаний. Первое и самое невыносимое счастье - это то, что война кончилась, и я остался в чем пришел на нее, хотя многие (и большинство!) тыловиков, или негодяи-трусы, имеют полную грудь орденов. Награды вручаются за подхалимство, лакейство, лицемерие. Честный человек сможет получить награду лишь только тогда, когда все увидят его в бою, разом заговорят, когда о нем прозвенит в ушах большинства. Впрочем, хватит об этом. Безусловно, праздник Победы отчасти горек для меня.

Журнал закончил. Он принес мне много хлопот - материала никакого не было, боевые донесения сухие и не всегда точные, приходилось многое домысливать из памяти прошлых боев. Художественная сторона дела тоже прихрамывает, ввиду отсутствия живого материала. Остается только форма, но и та меня не удовлетворяет. Конечно, по сравнению с предыдущим, мой журнал ***

28.05.1945

С дневником у меня почему-то натянутые отношения. Делюсь я с ним редко в последнее время, хотя в жизни моей событий исключительно много. Но объясню секрет моей холодности к моему любимому детищу - снова стал нравиться девушкам, и, конечно, они мне.

Сегодня проснулся в 11 часов дня. Выходной день (второй за время мира) - музыка, игры в волейбол и футбол... прозевал много, но, если учесть, что лег я не раньше трех часов ночи, что в первом часу нового дня меня привлекла луна, во втором - девушка-часовой из отдельного батальона связи, и в третьем, безусловно, сон, то простительным станет утерянное время сегодня.

Сегодня у нас кино было, "Остров сокровищ". Капитан Шестобитов не первый раз меня уговаривает: "Найди девушек, приведи их ко мне, а я помогу оформить дальнейшее, - ведь ты сам говоришь, что неискушен в этом". Я обещал. Однажды познакомил его с девушками из этого же батальона, из которого видел лунной ночью прошлых суток, другую. Знакомство оказалось неудачным. Тогда я его со вторыми познакомил - и тут фиаско!

Сегодня, перед началом киносеанса, он снова просил привести к нему девушек: "У меня и вино есть и шоколад". Уговорил меня пойти вместе, и в дороге неожиданно встретились с двумя девушками из этой части, окруженных гурьбой солдат. Подошли. Капитан безо всяких стеснений предложил им пойти с нами в кино и нахально вывел их из "кольца" обступивших людей. Они отказывались, но потом одна, та самая, которую я два дня назад катал на велосипеде, посмотрела на меня - я тоже попросил, и они пошли.

Он оглянулся ко мне: "Володя, на кого ты Женю бросил?", - и я удивился и возмутился сразу. Подумать, какая наглость: не удалось ему у одной ничего добиться ***

29.05.1945

2 часа 15 минут. Никак не успеваю закончить. То спать хочется, то работа не позволяет, ведь пишу я в неурочное время. Вот и сейчас - только что вернулся из очередной прогулки.

Тут рядом с нами есть тыловая радиочасть. Девушки в ней очень хорошие, но за ними следят, и вообще - они не чета нашим. Здесь я и провел два последних часа в разговоре с Т.

03.06.1945

Берлин. Район госпиталя, или, вернее, больницы, так как это гражданское учреждение.

Сегодня я в полку. За последнее время пережил массу приключений, много увидел нового, но стал лодырем и бабником. Все тщетно мечтаю о любви, пусть с немкой, но лишь бы она была умна, красива, чистоплотна, и, самое главное, преданно любила меня. Дальше мечтаний об этом, объятиях, поцелуях и разговоров на 2-3 часа дело не доходило. Вполне подходящей девицы не нашел еще. Все если нежны, то глупы, или если горячи, то капризны, третьи уродливы, четвертые не имеют фигуры, а русские девушки - горды и легко восприимчивы ко всяким тонкостям разговора.

По-прежнему в шатком положении, определенной должности не имею. Время проходит глупо, бездарно, ничего не успеваю сделать, не умею планировать свои часы.

Писем стал получать много, от девушек тоже. Берта действительно заинтересована мной. Она пишет сейчас часто, но мне не удается своевременно отвечать ни ей, ни всем другим адресатам. В одном из последних писем она упрекает меня в принципиальном нежелании писать ей. Видимо неспроста допекло, и потом, видно сохранилось в ней чувство ко мне, похожее на страсть. Меня это радует: Берта наиболее развитая и одаренная из всех, с которыми мне за последние годы довелось столкнуться в жизни. Берта хорошая кандидатура в подруги жизни.

04.06.1945

Милая Берта! Получил твое письмо от 10 мая, обрадовался ему, но и огорчился, теперь уже твоим упрекам. Впрочем, отчасти это хорошо, что ты обижаешься, ругаешь, - значит, интересуешься, и нет, не пытайся скрывать своего отношения ко мне, ибо от этого, возможно, и зависит натянутость нашей переписки.

Я хочу быть откровенным до конца (не считай это простой слабостью), всегда рад твоим весточкам, ревниво дорожу дружбой с тобой и верю в дальнейшее развитие и укрепление ее. До каких пределов - покажет сама жизнь, наши взгляды на нее и отношение к ней и друг другу.

Впрочем, (опять это туманное, дрожащее "впрочем") сейчас еще рано говорить столь громко - мы так далеко друг от друга, так слабо знаем обоюдные чувства даже в малом, не говоря обо всей полноте и совокупности их, ибо никогда откровенно не беседовали ни в жизни, ни на бумаге.

Пусть я буду первым, показавшим свою слабость (так понимают женщины, думается, откровения мужчины), но пойми необходимость внести свет и ясность в нашу переписку, дабы она не была больше плотной занавесью наших мыслей и устремлений, чаяний подлинных взаимоотношений.

Если бы я услышал от тебя совершенно неприкрытое, искреннее мнение таким, каким оно хранится у тебя в душе - я бы вылил тебе всю душу свою и отдал свое сердце, но почему-то мне кажется, что этого нет, не будет. Родная Берта, независимо от того, обрадуешь ли ты меня своей откровенностью или огорчишь, я буду тебе за нее чрезмерно благодарен, и я решаюсь прямо сказать - полюблю тебя.

Но, полно те. Не пора ли опять замкнуться в себе, и пока не придет желанный ответ, быть по-прежнему сдержанным, не терять равновесия, достоинства своего, наконец, в твоих глазах, ведь не знаю же я, как воспримутся тобой моих мыслей каракули, не обидишься ли, не отвернешься ли ты от меня навсегда, не отречешься ли от дружбы моей?

Я не спрашиваю о твоем образе жизни - верю в тебя сегодня, но о себе могу без зазрения совести сказать, что не смотря на мои годы, войну, условия жизни, я ни разу не поддался слабости моего сердца, восприимчивому ко всему красотой манящему, ибо знал, что есть красота, ум, достойные моего избрания, и тем более - в отношении всего прочего, чем так сейчас увлечены многие, и от чего порой (ради минутного наслаждения) теряют жизнь и здоровье.

Вот он я - не весь еще, правда, но в общих чертах.

06.06.1945

Берлин.

Родная Лялечка!

Давно не писал тебе писем, и хотя занят, решил сегодня черкнуть несколько слов.

Живу в Берлине, фотографируюсь. На днях пришлю тебе свою фотографию. От мамы и всех родных имею часто письма, только дядя Сеня и бабушка упорно помалкивают. Напиши, если можешь, нет - пусть мама напишет.

Как твой маленький братик? Ходит? Разговаривает? Ты его люби и развлекай - знаешь, как хорошо иметь братика или сестричку!

Я всегда был один и от этого стал нелюдим и скучен в обществе. Ныне я тоже одинок, впрочем, сегодня ты еще не поймешь этого, но когда-нибудь в будущем, если сохранится это мое письмо, и ты станешь вспоминать тяжелые, пережитые годы войны, тебе станет ясно почему я так говорю. А пока забудь об этом. Ты должна быть весела, жизнерадостна и ловить каждую минуту жизни, чтобы она не уходила от тебя бесцельно. Мама и папа тебя очень любят - ты их слушайся, будь преданна им, и они позаботятся, чтобы твои детские и юношеские годы не были столь жестоки и безотрадны, как мои.

Сегодня я жалею о прошлом. Мальчик, девочка - ребенок, может и должен быть счастливым, но повзрослев - ой как трудно взять себя в руки и переиначить в себе, отпечатанное в характере, наследие детских лет.

Спешу закончить. Привет маме, папе, крепко тебя целую, Вова.

Обними покрепче маленького братика, только понежней и поласковей. Я не испытывал недостатка ласки в детстве, но эта ласка была всегда переменчивой, не чувствовалось в ней ровной любви, дружбы, проникновенности. Никого не хочу обвинять, но добиваюсь страстно, чтобы печальный пример моих лет никогда не повторился больше.

Р.S. Невольно создал письмом впечатление, не столь для девочки, сколько для взрослого человека, но я специально не хотел писать иначе.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.