За правое дело (Книга 1) (49)
[1] [2] [3]- Ну, а ночь напролёт - артминогнём, слышите?
- Средними калибрами?
- Большей частью, но бывает и двести десять. А то вдруг сто три запустит Старается, ничего не скажешь, вовсю. Но толку нет. Мы свой промфинплан выполняем. Ничего он сделать не может. Бывают, конечно, случаи - не доходят баржи.
- Процент потерь большой?
- Только от прямых попаданий, - закопались мы хорошо. Вот вчера кухню разнёс - сто килограмм запустил.
Он перегнулся через стол и сказал, несколько понизив голос, как человек, желающий погордиться своей хорошей дружной семьёй перед близким знакомым.
- Люди удивительные у меня, спокойные до того, что бывает, сам не понимаю - что такое? Большей частью волгари, ярославцы, народ в годах, сами знаете, сапёры: лет под сорок большей частью. Работают под огнём - точно у себя в деревне школу строят. Мы тут штурмовой мостик делали, на Сарпинский остров его заводили. Ну, знаете немцев, конечно, - я он снова усмехнулся и махнул рукой в сторону Волги, - заметили, что мы плотничаем, и открыли ураганный огонь. А сапёры работают Надо бы вам посмотреть, товарищ комиссар! Удивительно даже: Не торопясь, подумает, закурит. Как для строительной выставки. Без халтуры, без спешки. Стоит один сапёр, подобрал брёвнышко, сощурился, примерился, нет, покачал головой, откатил, подобрал второе, вынул верёвочку - померил, пометил ногтем, стал обтёсывать. А кругом, боже мой, ну, накрыли весь квадрат сосредоточенным, сами знаете.
Он, словно сокрушаясь, покачал головой, а затем, вдруг спохватившись, проговорил:
- Да мне, да нам что особенно рассуждать: мы шестьдесят вторая переправа, вроде курорта. Вот в Сталинграде, там уж, действительно, война! И сапёры постоянно говорят:
"Нам что, вот в Сталинграде, там, действительно, война..."
Вскоре приехали командиры, которым предстояла переправа в Сталинград подполковник и капитан. В третьем часу ночи пришёл дежурный сержант и сказал, что моторка готова, ждёт пассажиров. Вместе с ним зашёл молодой, высокий красноармеец, держа в руках два больших термоса, и попросил у Перминова разрешения переправиться на тот берег.
- Нашу лодку потопили в десятом часу, а я командиру молоко везу свежее, ему доктор прописал. Через день возим.
- Из какой вы дивизии: - спросил Перминов.
- Тринадцатой гвардейской, - ответил: красноармеец и покраснел от гордости.
- Езжайте, можно, - сказал: Перминов: - А каким образом лодку потопили?
- Светлая уж очень ночь, товарищ комиссар, луна полная. На самой середине Волги миной достал. И не доплыл никто. Я ждал, ждал, а потом подумал схожу-ка на шестьдесят вторую.
Перминов вышел из землянки вместе с отъезжающими и, оглядев светлое небо, сказал:
- Облака есть, да небольшие, правда. Ничего, доедете, моторист опытный, сталинградский паренёк, рабочий. Прощаясь с Крымовым, он сказал:
- Обратно будете ехать, может быть, у нас докладик сделаете?
Отъезжающие молча пошли следом за красноармейцем-связным, который повел их не туда, где лежали штабели припасов, а по опушке леса. Они прошли мимо разбитой машины-трёхтонки, мимо могильных холмиков с небольшими деревянными обелисками и звёздочками. Было так светло, что ясно виднелись написанные чернильным карандашом фамилии я имена погибших сапёров и понтонёров, рабочих переправы.
Красноармеец с термосами на ходу прочёл:
- Локотков Иван Николаевич, - и добавил: - Отдыхать пошёл, тезка мой...
Крымов чувствовал, как растёт в душе тревога. Казалось, что через Волгу в эту светлую ночь ему живым не перебраться. Ещё сидя в землянке, он каждый раз подумывал:
"Не последний ли это табуретик, на котором мне пришлось сидеть?.. Не свою ли последнюю кружку чая в жизни допиваю?.."
И когда меж густой лозы засветлела Волга, он подумал: "Ну, Николай, дошагай положенное тебе на земле". Но спокойно дошагать Крымову не пришлось. Тяжёлый снаряд разорвался в лозняке - красный, рваный огонь засветился в огромном клубе дыма, и оглушённые люди, кто где стоял, попадали на холодный сыпучий прибрежный песок.
- Сюда, в лодку давайте! - крикнул сопровождавший связной, точно в лодке было безопасней, чем на земле.
Никто не пострадал, только в оглушённой голове шумели, шуршали, позванивали пузырьки.
Громко стуча по дощатому дну сапогами, люди прыгали в лодку.
К Крымову наклонилось худое, молодое лицо человека в замасленной телогрейке, и голос, полный непередаваемого спокойствия и дружелюбия, произнёс:
- Вы здесь не садитесь, запачкаетесь маслом, на той скамеечке вам удобнее будет.
Тот же необычайно спокойный человек обратился к стоящему среди лозняка связному:
- Вася, ты ко второму рейсу принеси сегодняшнюю газетку, я ребятам в Сталинграде обещал, а то к ним только завтра она попадёт.
"Удивительный парень", - подумал Крымов, и ему захотелось сесть поближе к мотористу, расспросить его - как зовут, какого он года, женат ли.
Подполковник протянул мотористу портсигар и сказал:
- Закуривай, герой, какого года? Моторист усмехнулся:
- Не всё ли равно, какого года? - и взял папиросу. Застучал мотор, ветки лозы похлопали по борту, распрямляясь с шуршащим шумом, и лодка стала выходить из затона на волжский простор. Запах бензина и горячего масла заглушил речную свежесть, но вскоре спокойное и ровное дыхание ночной воды пересилило все другие запахи.
55
Крымов напряжённо вслушивался в похлопывание мотора - не барахлит ли, не заглохнет ли. Он слышал уж несколько рассказов о том, как катеры с внезапно испортившимися, либо разбитыми снарядным осколком моторами прибивало к центральной пристани, прямо в лапы к немцам.
И, видимо, спутники его думали о том же.
Капитан спросил: