Зиновьевич. Утоли моя печали (13)
[1] [2] [3] [4]Мы с Сергеем Куприяновым пытались отстоять право на "культурный отдых".
Антон Михайлович нетерпеливо слушал наши убедительные речи.
- Понимаю-понимаю... Но это не мое распоряжение, и я отменить его не могу. Так что уж не расходуйте понапрасну красноречие... И помочь вам ничем не могу... Не могу! И объяснять ничего не буду. Приказ подписан начальником института. Вы хотите обратиться к нему? Не советую. Зато настойчиво советую успокоиться. Да-с, успокоиться. Нервная энергия нужна и для работы и для жизни. Вчера вы работали в одних условиях, сегодня приходится в других. Завтра они опять могут измениться. В немалой степени это зависит от вас самих, будут ли изменения к лучшему или к худшему. Но работать необходимо при всех обстоятельствах. На этой бодрой ноте я кончаю бесплодную дискуссию.... Сергей Григорьевич, покажите, что вы там придумали для нового анализатора. А вы, Лев Зиновьевич, извольте проартикулировать сегодня в трех режимах то, что настряпали наши соседи. И потом исследуйте спектрограммы - в каких полосах наихудшие шумы...
Кто шепотом, кто вслух честил дурацкие приказы:
- От них же только вред. Хуже будет для работы. Охреновели гады, плюют нам в морды и хотят, чтобы мы после этого старались... Болван Наумов Недоумов...
Мы с Сергеем решили вдвоем пойти к новому начальнику.
Бывший кабинет Антона Михайловича словно бы потемнел, посерел и стал пустынно просторен: убрали книжный шкаф, сменили портьеры.
Подполковник едва приподнял голову над раскрытой папкой:
- В чем дело?
Вытянувшись по стойке "смирно" (ведь он все же офицер, должен оценить выправку и повадку), я стал рапортовать :
- Мы просим разрешения оставить хоть часть самодельных телевизоров в юртах. Поскольку они позволяют культурно заполнять часы отдыха. И это содействует повышению творческой энергии инженеров, научных работников.
- А кто разрешил устанавливать эти телевизоры?
- Не помню, кто персонально, однако это было известно руководству института и тюрьмы.
Сергей включился, дополняя мой ,,воинский" официальный рапорт доверительным рассказом простодушного работяги:
- Да ведь они все состряпали из отходов, из мусора, как говорится, на соплях. Но при этом люди тренировались, экспериментировали, проверяли и серьезные технические замыслы... Это, так сказать, черновики... Пристрелочные опыты...
- Это ценные приборы. Израсходованы материалы, принадлежащие государственному объекту. Это можно расценивать как хищение. И делали в рабочее время. Значит, грубо нарушали дисциплину. Я проявил снисходительность, не вел следствия, не привлекал виновных. Только приказал изъять незаконные, неположенные телевизоры. И приказ должен быть выполнен.
- Гражданин начальник, мы просим в виде исключения. Раньше у нас бывали киносеансы. А теперь это единственный вид отдыха и вместе с тем культурно-идеологического воспитания.
Сергей подхватил:
- Ведь вы же знаете, как мы тут работаем. По 14-16 часов, не за страх, за совесть, изобретаем, придумываем, есть крупные достижения. Большинство получили награды и премии.
- Кто вам разрешил ко мне обращаться? - Он спрашивал, не повышая голоса, глядя мимо нас.
- А мы всегда обращались прямо к начальнику.
- Потому что забыли, где находитесь, кем являетесь. Впредь этого не будет. Обращаться можете только к непосредственным начальникам. И только по работе. Вопросы быта, содержания решает администрация охраны. Сейчас допущено грубое нарушение. Для первого раза объявляю устный выговор. Впредь буду строго наказывать. Идите.
На лестнице мы закурили. У Сергея дрожали пальцы.
- Ну и гад, мать его в червивую душонку... Ты видел глаза? Не человечьи - жабьи. Такому бы в подвале с наганом расстреливать, а он руководит научной работой.
- Мешок холодного говна!
Оставалось только сочинять злые стишки и в них давать волю бессильному гневу.
Настала сокрушительная власть
Тупого и угрюмого
Подонка Недоумова.
Над нами покуражился он всласть.
* * *
Через несколько дней во всех лабораториях начали изымать "неинвентаризованные приборы и неправильно оформленные секретные документы". Предстояло обследование какой-то особо важной правительственной комиссией. Приборы и документы, ранее не включенные в ту инвентаризационную опись, которая была приложена к официальному акту передачи шарашки от МГБ управлению ЦК, подлежали уничтожению...
Всеволод Р., инженер-вакуумщик, иронический одессит, неутомимый рассказчик похабных анекдотов и почитатель румынской монархии (в годы оккупации он работал в Бухаресте), говорил растерянно, испуганно:
- Слушайте, они же ж с ума посходили! У нас был цейсовский микроскоп, двухокулярный. Уникальный экземпляр! Сделанный по особому заказу фирмы "Филипс". Перед войной стоил семьдесят тысяч марок - настоящих, золотых. Так его приказали уничтожить и в яму. Видели, там, за котельной, у свалки выкопали яму? Это для приборов, для деталей. А все документы, чертежи, схемы, патенты, подробные описания технологии, - сотни, тысячи папок, - все в топку! Американцы или англичане дали бы за них чистые миллионы. Мы думали хоть микроскоп на будущее сберечь; упаковали в вату, в ящик и понесли в яму... А там стоит майор Шикин и два жлоба - работяги из механического с ломами и кувалдами... Он увидел ящик: "Это еще что такое? Кто придумал? Саботаж приказа командования?" И велел кувалдами бить вдребезги! Я хотел объяснить, так он еще грозил посадить в карцер... Вы бы видели, что в те ямы накидали! Ценнейшую измерительную аппаратуру. Филипсовские приборы! А сколько наших незаконченных разработок - целые панели... И все сначала кувалдами, ломами. Чтобы никто не вздумал выкопать. Верите ли, я чуть не заплакал, как баба. Это ж какое-то буйное сумасшествие... Кто говорит вредительство? Ну нет, если бы вредители, так они бы с хитростью старались. А тут какой-то псих командует...
В те дни я узнал, что в топки брошены все материалы моих фоноскопических работ - тысячи звуковидов, сотни листов - описания, вычисления, схемы... Они были "неправильно засекречены" и подлежали замене актами об уничтожении.
Оставались только записи в рабочих книгах.
Жалким утешением было то, что мне самому не пришлось участвовать в разгроме. В моем рабочем архиве "наводила порядок" - то есть отбирала материал для уничтожения и подписывала акты - младший техник-лейтенант Валентина Ивановна П. Она стала числиться автором всего, что я раньше делал, и всех будущих моих работ.
Пригожая, темно-русая толстушка, сероглазая с мохнатыми ресницами, абрикосовым пушком на щеках, с родинкой у пухлой нижней губы, она глядела печально-сочувственно и, когда никого не было вблизи, шептала:
- Ах, как я вас понимаю. Так жаль, так жаль... Ведь это ваши работы! Вы, наверно, надеялись - они помогут вам досрочно выйти?.. Это так обидно... Но что поделаешь. Приказ. Подполковник Наумов очень строгий начальник. Он еженедельно докладывает лично Лаврентию Павловичу... Вы же знаете, ведь вы, кажется, были военным, - приказ!.. А сегодня вы позанимаетесь со мной английским? Через месяц я должна сдавать минимум по языку. Так трудно! И еще Василий Николаевич сказал, что вы мне поможете написать заявку насчет диссертации... А то я еще тему не выбрала...
Антон Михайлович в эти дни был хмур. Улучив минутку, я все же попытался заговорить с ним о материалах по фоноскопии. Используя старые рабочие книги, я мог бы попытаться повторить исследования, восстановить хотя бы часть сделанного, - ведь это же работы, необходимые для основной темы института; без них нельзя добиться воспроизведения индивидуальных особенностей голоса после сверхнадежной "импульсной" шифрации.