Зиновьевич. Утоли моя печали (5)

[1] [2] [3] [4]

Когда мне впервые объяснили этот принцип шифрации, я сказал, что в мозаичных системах речь подвергается механическому раздроблению, после чего неизменные частицы воссоединяются, а здесь производится уже некое "химическое разложение" речи на атомы, которые затем вновь синтезируются.

Антон Михайлович заметил:

- Не думаю, что это достаточно строгое научно-техническое определение. Скорее, метафора, образ... Но в известной мере отражает истину. Так вот, любезнейшие филологи, теперь от вас требуется: во-первых, точно установить все условия максимальной разборчивости при этом синтезе. Нам необходимо знать, какие параметры должны быть переданы sine qua non, a на чем можно сэкономить. Какие частотные полосы урезать? Какими различиями амплитуд пренебречь? Но главное - шифрация.

Вдвоем с заключенным-инженером Б. я перевел книгу Винера "Кибернетика". Он переводил те страницы, математический смысл которых я просто не мог уразуметь, и редактировал все переведенное мной.

В нашей печати кибернетику объявили реакционной лженаукой. Антона Михайловича это не смущало:

- Ну что же, это, видимо, правильно. Реакционная так реакционная. Но технически использовать необходимо. Мы же не сомневались в реакционности немецких фашистов, а тем не менее стреляли по ним из их же пушек... Как нужно произносить: сайбернетик или кибернетик? Толковая бестия этот американец. Впрочем, он, кажется, австрийский еврей? Янки присвоили его так же, как Эйнштейна и Бора. И получили немалый профит. Атомную бомбу-то создали главным образом ученые-иммигранты... Но мы с вами должны переплюнуть заморских мудрецов, переиграть их... Да-с, и не посредством родимой дубинки. Это в старину против англичанина-мудреца еще кое-как годилась дубина. Мой дед, помню, говаривал: "Все англичанка гадит..." Но с господами янки надо состязаться по-иному, по-новому. Итак, ваша первая задача - разборчивость, разборчивость и еще раз разборчивость. Вы, Александр Исаевич, должны выяснить не просто голые проценты, сколько слогов прошло через канал, а выяснить, какие именно буквы, ах да - звуки ! - лучше различимы, какие хуже. А вы, Лев Зиновьевич, извольте проанализировать физические причины этой непроходимости... Как вы намерены это делать?.. Так-так... Записывать на пленку диктора, читающего артикуляционной бригаде, и затем исследовать звукови-иды. По-моему, называли бы просто "спектрограммы". Ей-Богу, точнее, хоть и не так красиво. Впрочем, ладно, зовите хоть горшком, но дайте нам точные данные, где зарыта собака неразборчивости... Займитесь охотой на этого шелудивого пса!.. Но есть еще и вторая задача. Вы сами слушаете и знаете - и та, и другая, и третья - все наши модели на приеме весьма неблагозвучны. И что еще хуже, говорящие неузнаваемы. Разборчивость переменна, - то больше, то меньше, - но узнаваемость, вернее неузнаваемость, постоянна. Представьте себе: товарищ Сталин вызывает маршала Конева, или Вышинского, или... э-э... Ракоши и не узнает голоса... Вот тут уже дело за вами, дражайший чтец звуковидов. Отныне вы будете и чтец, и жнец, и в дуду игрец. Извольте выяснить, и возможно точнее, чем именно отличается один голос от другого. Я слышу в трубке кратчайшее "але" или "да-а" и узнаю, кто это - капитан Волошенко или майор Трахтман. Узнаю за долю секунды. А ведь в обычном телефоне мы слышим весьма ограниченную полосу. И притом с частотной характеристикой, весьма искажающей спектр... Я вот слушал ваши рассуждения о формантах, стрежнях et cetera... А потом поглядел на частотные характеристики телефонов. И оказывается, что все телефонисты, которые ни о какой видимой речи и слыхом не слыхали и варганили все на глаз и на слух, действовали, как будто изучали те же данные, что и вы. Вот, поглядите, - нижние и верхние частоты завалены, а средние усилены, этаким пузом выпячены, как раз те самые полосы, где, по вашим наблюдениям, и проходят главные форманты. Как вы их называете - стрежневые? Знаю, знаю, "из-за острова на стрежень". Мудрите все, "мокроступы" придумываете. Да уж ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы делу на пользу... Так вот, посудите сами. Телефонисты - скромные техники-эмпирики, не ведая никаких теорий, следуя лишь практическому опыту, добились весьма пристойной разборчивости в соответствии с теми же закономерностями, которые вы обнаружили теоретически, потея над новейшими техническими достижениями. С одной стороны получается, что телефонисты действовали подобно тому мольеровскому персонажу, который не знал, что всю жизнь говорил прозой... Вот-вот, именно, Журден... Однако, с другой стороны, это совпадение свидетельствует, что и ваши наблюдения и размышления заслуживают доверия... Ведь я мог лично убедиться, что вы до самых недавних дней даже не знали, что такое частотная характеристика телефона. Этот факт сам по себе интересен еще и тем, что подтверждает некую закономерность, многими пока отвергаемую. Я формулирую ее так: здоровое невежество - один из двигателей научно-технического прогресса. Здоровое, то есть сознающее себя как невежество, лишенное самодовольства и сопряженное с любознательностью. Генри Форд отлично понимал эту закономерность. Он вовсе не брал на работу дипломированных инженеров, даже опытных практиков-специалистов. Говорил: у них мозги уже застыли, все мысли движутся только в одном направлении, они привыкли к наезженной колее, не могут и не захотят свернуть. А мне нужны неискушенные, но любознательные парни, чтобы все узнавали заново. Такие - отважнее, находчивее, они способны открывать и вовсе новые дороги... Каков был хитрюга? Вот и я благословляю ваше здоровое невежество и направляю вас на поиски новых дорог...

* * *

Уговаривать меня не приходилось. Первые погружения в прикладное языковедение - статистические исследования русских слогов были завершены. Мы составили новые слоговые артикуляционные таблицы и начали составлять слововые и фразовые, формировали бригады из молодых - не старше тридцати вольнонаемных сотрудников и сотрудниц. При испытании каждой новой модели и каждого отдельного узла телефонной системы артикулянты записывали слоги, которые диктор произносил в акустической будке - чтоб никаких внешних помех. Процент правильно принятых слогов считался объективным показателем разборчивости в данном канале.

Дикторов мы подобрали из тех заключенных и вольняг, кто мог внятно, равномерно и в то же время естественно - не выкрикивая, не выделяя отдельных звуков - подолгу читать таблицы, т.е. сотни и тысячи бессмысленных слогов.

Инженер Сергей появился у нас во вторую зиму.

- Я - чистых питерских кровей. Вырос на Неве, на Васильевском острове. Потомственный инженер. Электромеханик. Но и любая другая механика из рук не валится.

Он работал в блокадном Ленинграде, опухший от голода, едва живой, неделями не выходил из цеха; его вывезли совершенно истощенным. Позднее, весной, он сочинил об этой поездке стихи:

Дала кривая перегиб,

И я случайно не погиб...

...Первая станция. Весь эшелон

Орлом садится под вагон.

Еще до конца войны он вернулся в Ленинград на свой завод... Его двоюродный брат, тоже заводской инженер - охотник до сладкой жизни - снимал с трофейных приборов платиновые детали и продавал их морякам торговых судов за деньги или за контрабандное барахло. Его захватили с поличным, передали в ГБ. И следователь объяснил, что ему обеспечена вышка без надежды на обжалование. Но предложил единственно возможный спасительный выход "помочь раскрыть серьезный контрреволюционный заговор". Злополучный ворюга, недолго раздумывая, "признался", что его родич и ближайший приятель Сергей собирается убить всех ленинградских руководителей (тех самых Кузнецова, Попкова и др., которых потом расстреляли в 1951 году по пресловутому "Ленинградскому делу"), а заодно и товарища Сталина, после чего намерен восстановить свободную торговлю, распустить колхозы и не слишком крупные предприятия отдать в частное владение.

Репутация у Сергея была неважная: в партию он не вступал и считался "нытиком и склочником", т.к. несколько раз устно и письменно обличал безобразия на заводе. В одном случае его вызывали даже в Москву в министерство Госконтроля.

После ареста он сначала отпирался. Его сажали в промерзший карцер, надевали браслеты, жестоко били. Он "признался", что рассказывал антисоветские анекдоты, что любит Ленина и Кирова больше, чем Сталина, что действительно говорил, будто в блокаде, в гибели всех пищевых запасов Ленинграда виновато в первую очередь правительство - Жданов, а возможно и Сталин.

Некоторым анекдотам следователь ухмылялся: "Придумывают же, суки!" но продолжал требовать признания в подготовке "терактов" и в создании подпольной организации.

Двоюродный брат на очных ставках выглядел сытым, лишь несколько печальным, курил папиросы "Казбек" и просил Сережу не губить себя, их семьи и чистосердечно раскаяться: "Родина нас простит".

Наконец, следователь показал оформленные по всем правилам ордера на арест жены и старшей дочери Сергея.

- Если признаешься, сию же минуту, при тебе порву. А будешь, гад, выгребываться, сегодня же ночью их приволокут. И потянут как твоих соучастниц. Вот когда они тебе спасибо скажут... твою мать! Когда мы с них стружку снимать начнем и докажем, что это ты их заложил!

Сергей согласился все подписать. Ордера были демонстративно порваны в клочки. Следователь дал ему папиросу и заговорил вполне добродушно:

- Вот так бы давно. А то и себя и нас мучаете. Доводишь. Вы думаете, мне нравится кулаки отбивать о ваши кости? А так и вам, и нам, и государству - польза. Враг обезврежен. Вы же оба с брательником вражины самые что ни есть. Это же факт. Но теперь за чистосердечное признание и вам будет легче... Органы учтут.

Сергея и его разоблачителя судило заочно ОСО, каждый получил по четвертной - 25 лет - по трем пунктам 58-й статьи: 8-я - террор, 10-я антисоветская пропаганда, 11-я - контрреволюционная организация.

- Тот болван потом узнал, что за платину ему больше десятки и не корячилось. И считался бы хозяйственником, указником, а не врагом народа. Он чуть умом не тронулся. Локти кусал. Его жена после свидания ходила к моей Лиде, говорила: он в отчаянии, умоляет простить, хочет писать Генеральному прокурору, Верховному суду, самому Сталину. И надеется, гнида, что я тоже писать буду. Маком! У меня с ними вроде как джентльменское соглашение. Я подписал, что им нужно, а они не тронули мою семью и меня отправили сюда, на шарашку, мозгами шевелить, руками помогать, а не на каторге доходить, не на Воркуту, не в Магадан. А что будет, если я начну писать жалобы? Да пиши хоть Сталину, хоть в горкомхоз, хоть в правление общества глухонемых...

Сергей понравился мне с первой встречи. Статный, осанистый, с открытым, смелым взглядом серых глаз из-под высокого лба. Говор образованного питерца, но бывалого, владеющего языками цеха и канцелярии, митинговой трибуны и окраинной пивнухи. Он судил обо всем решительно.

- ...Лучший русский художник - Маковский. Кто может в этом сомневаться? Невежда или сноб, который придуривается, что ему больше нравится какой-нибудь Врубель и абстрактная мазня...

- ...Сталин хотел отдать Ленинград немцам, и еще не ясно, кто поджег бадаевские склады, кто навел на них фрицевские бомбы. А Сталин питерских боится и ненавидит. Еще за Кирова.

- ...Вот кто был настоящий большевик - Мироныч! Тут ничего не скажешь. Русская душа. Весь нараспашку. И голова на месте. Он и в технике смыслил, и в градостроительстве. Не позволил разрушать Ленинград, уродовать, как Москву. Он и памятники снимать не давал. Александра Третьего - чугунное чучело - еще до него стащили на задворки. Но все другие он отстоял: и царицу Катю, и Николая Первого, который "дурак умного догоняет, да Исаакий не пускает", и Суворова... А ведь были, это я точно знаю, были охотники их всех, и даже Медного всадника в мартены пустить. Как же, как же, пятилетке нужны трактора, навались, инженера. Трудовой пролетариат красотой другой богат! Закрывай Эрмитажи, хрен буржуям покажи!..
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.